– Да нет, не может быть, – пробормотал он. – Не сходится. Там только два Ю.
– Вы что, считать не умеете? – крикнула она. – Поехали, поехали скорей!
Нестеров нажал на газ.
– Два Ю! – крикнул, сердито косясь на Алену. – Два!
– Три!
– Да какое ж третье?
– Так ведь «Красотка»! «Красотка» же!
– Никогда не знал, что это слово пишется с буквой Ю!
Ох, какой тонкий юмор, вы только подумайте! Никогда не знал он… Да что ты вообще знал?! Что бы ты узнал об этом деле, деревяшка несчастная, если бы на твоем пути не встретилась писательница Дмитриева?!
– Вы что, в самом деле не понимаете? – спросила Алена с оскорбительной холодностью. – Вы, может быть, фильма «Красотка» не видели?
Нестеров покосился на нее, но ничего не сказал.
Ну, видел он фильм «Красотка». И что? Дурацкий фильм. Хотя ему понравился… Особенно главная героиня понравилась, вернее, актриса, которая ее играла. Настолько понравилась, что некоторое время Нестеров считал ее, вместе с этим ее широченным ртом и ногами от ушей, идеалом женской красоты. Долго считал… до тех пор, пока к нему в постель не залезла одна высокомерная писательница, которая умудрилась в этой постели спокойно уснуть, а он вынужден был лежать рядом, руки по швам, и кулаки сжимать оттого, что хотел в писательницу вцепиться, а не мог. Боялся! Она каким-то образом внушила ему и желание безумное, и страх – страх обидеть ее. Как будто он держал в руках хрустальный сосуд с дурманящим напитком, и хотел испить, и боялся нечаянно уронить, разбить… Прошла ночь, даром прошла в мучениях плоти, и день рядом с ней так же прошел, только и удалось, что уловить запах ее волос, когда она плакала у него на плече… О чем плакала, о ком?! И другая ночь миновала вдали от нее, и нынешнее утро не дало утоления, хотя ее голые ноги и бедра были уже совсем близко, и запах ее, ночной, томный запах женщины, уже раздразнил его…
Куда там до нее какой-то актрисе, пусть даже самой Джулии Робертс!
Что? Джулия?
Но ведь Джулия – это по-русски Юлия. Юлия!
«Юпитер», Юрист, Юлия…
Три Ю!
– Может быть, он все-таки еще жив? – сказала Алена, но в голосе ее не было даже намека на надежду.
И напрасно, между прочим!
Потому что Холстин оказался все-таки жив. И не еще, а вполне.
Когда они ворвались в салон «Красотка», их встретили благостная тишина, аромат цветов и блики многочисленных зеркал, в которых дробился и множился пепельно-розовый интерьер. Элегантная молодая дама за стойкой ресепшн воззрилась на них не без тревоги, однако радушная улыбка все же вспорхнула на ее тренированные, напомаженные уста:
– Добрый день, господа. Что вам угодно?
– У вас здесь находится Холстин Николай Васильевич, – выпалил Нестеров, выставляя вперед распахнутое удостоверение. – Немедленно проводите нас к нему. Слышите?
– Я должна посоветоваться с директрисой, – пробормотала дама и положила руку с умопомрачительными ногтями на телефонный аппарат (тоже пепельно-розовый, мимоходом отметила Алена), но Нестеров выдернул ее из-за стойки и чуть ли не пинками погнал по коридору.
Прекрасная дама, всхлипывая и спотыкаясь, наконец ткнулась в какую-то дверь и всхлипнула:
– Виктория Борисовна, к вам… извините… можно?
Нестеров оттолкнул ее и ворвался в дверь. Алена – за ним. В небольшой комнате посредине стояло косметическое кресло, разложенное по горизонтали, на нем лежал голый, укрытый до пояса красной махровой простыней человек. Волосы его прикрывала прозрачная голубая шапочка, лицо – прозрачная бумажная салфетка.
Никого больше в кабинете не было.
– Холстин! – крикнул Нестеров. – Это вы?
– В чем дело? – Человек сорвал с лица салфетку и резко сел. Это был Холстин, живой и невредимый. – Нестеров? И вы, как вас там… Алена?! Какого черта вы здесь делаете!
– Как вы себя чувствуете? – быстро спросил Нестеров. – Погодите, не кипятитесь, я все объясню. Вам уже сделали инъекции?
– Да, а что? – Холстин провел пальцами по лицу, и Алена заметила несколько точек от уколов: на лбу, на щеках, около бровей, около губ. – Что случилось?
Спрашивал он уже тоном ниже, не озлобленно, а встревоженно: похоже, сообразил, что Нестеров ворвался сюда не из праздного любопытства.
– А где ваш врач?
– Вон туда ушла, в соседнюю комнату, – показал Холстин.
– Вы ее знаете? Кто она такая?
– Конечно, знаю, – кивнул он. – Это Виктория Борисовна Донникова, директриса салона, я с ней знаком. Ирина у нее работает. Правда, сегодня у нее свободный день, да я и не слишком-то хотел, чтобы она при всем этом присутствовала. Я, конечно, ради нее пошел на этот шаг, но все же… Кроме того, ее как раз на девять утра вызвали к следователю. Я знал, что Виктория Борисовна – профессионал экстра-класса, кроме того, она специализируется именно по ботоксу. Она нанесла мне на лицо обезболивающий крем, положила еще салфетку с лидокаином, сказала, что пойдет за нужными ампулами вон в тот кабинет… Потом вернулась, сделала инъекции, снова прикрыла мне лицо и снова ушла. А что такое? – спросил он вызывающе. – Я ж не подтяжку сделал, а всего лишь инъекции ботокса, которые ликвидируют мимические морщины. И имейте в виду, Нестеров, и вы… Алена, если хоть какая-то информация об этом просочится…
– Эх! – Нестеров только рукой махнул и вбежал в соседнюю комнату.
И тут же выглянул с таким выражением лица, что все трое – и Алена, и дама из регистратуры, и сам Холстин, завернувшийся в красную махровую простыню, – кинулись следом.
На полу лежала ослепительно красивая, хоть и немолодая дама в белом халате – красивая, даже несмотря на полоску пластыря, наклеенную ей на рот. Дама лежала с закрытыми глазами и, видимо, пребывала без сознания. Для надежности руки и ноги ее были схвачены широкими полосами скотча. Окно в кабинете было открыто настежь, и ветерок пошевеливал тщательно уложенные волосы дамы, а шаловливый солнечный луч посверкивал в крупных бриллиантах ее серег.
– Виктория Борисовна! – взвизгнула дама-регистратор.
– Так… – пробормотал Нестеров. – О-очень интересно… Первый этаж, ну да, понятно.