Это не принесет мира ее душе, однако иначе Эйвери поступить не может.
Она открыла глаза и медленно опустилась спиной на кровать, сложила руки на животе.
Пора было возвращаться домой.
На следующее утро позвонил ее отец.
Когда он говорил о своих брачных планах, его голос звучал… отнюдь не как с луны, а словно Филип Максвелл Шоу тараторил, по обыкновению, об индексе Доу Джонса.
Она сразу поняла, что он все знает. То есть осведомлен о привязанности к нему Каролины, что ее чувства за десять лет разлуки не остыли, и, возможно, поэтому без крайней надобности не менял установившийся в последние годы порядок вещей.
Эйвери закрыла лицо руками, чтобы темнота перед глазами поглотила неприятные мысли.
Какой же урок ей следует извлечь из произошедшего с родителями?
Может быть, вовсе не то, что любовь – головокружительный эмоциональный круговорот на краю пропасти. А что надо быть всего лишь честными друг с другом. Если бы ее мать и отец просто откровенно поговорили десять лет назад, они могли избежать многих неприятностей. И уберегли бы от них свою дочь.
Ее телефон пискнул. Она набрала полные легкие воздуха, постаралась сфокусировать взгляд.
Сообщение от Джоны:
«Давай поплаваем? Гарантирую, что не утонешь».
Одно его имя на дисплее подействовало на нее подобно электрическому разряду, едва бившееся сердце тревожно застучало. Она подумала, что яркий дневной свет и бездумное времяпрепровождение успокоят ее чувства. Хотя если оно окажется не просто бездумным, ее захлестнут новые эмоции. И у нее откроются глаза на то, что значит для нее Джона.
Мысль о возвращении домой, что надо будет сказать ему «прощай» и никогда больше его не увидеть, наполнила ее болью. Но собираться домой надо было. Хотя будущее представлялось ей как одна мутная мрачность.
Когда она набирала ответное сообщение, ее ладони вспотели.
«Встречаемся на берегу в десять».
На ватных ногах она прошла по холлу, мимо стойки регистрации и через входную дверь.
Джона стоял, прислонившись к своей блестящей черной машине, его обнаженный торс словно поблескивал в тени, рядом лежала доска для серфинга. Халл потоптался у пальмы, а потом с шумом уселся на траву.
Джона поднял голову, окинул взором ее короткие белые шорты, облегающую темную рубашку и босоножки. Увидел, что у нее нет полотенца.
Он оттолкнулся от машины, по его губам скользнула полуулыбка, хотя взгляд оставался ровным.
– Понимаю, что ты городская девочка, но – сережки?
Он выглядел великолепно. У нее застучало сердце, сбилось дыхание, и она оперлась о бампер машины.
Джона встал рядом. Достаточно близко, чтобы улавливать его запах, его тепло, но слишком далеко, чтобы к нему прикоснуться. Он словно чувствовал ее скорый отъезд. И как ей самой не хочется никуда уезжать.
Она повернулась – он смотрел на «Тропикану».
– Джона, я забронировала билет на самолет.
Он набрал в легкие воздуха, его ноздри раздувались, брови хмуро сдвинулись, прежде чем он опустил взгляд к своим голым ногам. И только потом, только после паузы он посмотрел в ее сторону, однако серые глаза оставались непроницаемыми. Губы вытянулись в такую строгую линию и, казалось, забыли, что такое улыбка.
– Когда?
– Сегодня рано утром.
– Нет, когда ты улетаешь?
– Ох. – Она покраснела. Ее равно пугали, ранили и его возможная реакция, и отсутствие таковой. – Через три дня.
Он выдохнул. Кивнул один раз. Не удивился. И сразу поскучнел. Обычно весь золотистый, в отличие от простых смертных, он словно посерел. Эйвери оставалось лишь надеяться, что он чувствует хотя бы толику того, что чувствует она по отношению к нему. Так или иначе, все вот-вот прояснится.
– Я хотела бы вернуться сюда. Скоро. – Глубокий вдох. – Я хотела бы вернуться, чтобы увидеть тебя.
Он ничего не сказал. И бровью не повел. Лишь сильнее стиснул мускул, когда он посмотрел вдоль дороги.
– Или, может, тебе захочется приехать ко мне.
Она пожала плечами, словно ее это совершенно не волновало. Хотя у нее сжималось сердце от острого желания прильнуть к его груди и сказать: «Делай со мной, что твоей душе угодно, потому что я твоя!»
– Покажу тебе Манхэттен. Парк наверняка тебе понравится. И статуя Свободы. В «Сакс» зайдем на полчаса, не больше, обещаю. Это модный универсальный магазин.
Пока слова вылетали из ее рта, она пыталась представить, как это все будет дальше. Дружба на расстоянии правда… нет, ерунда. И оба прекрасно это понимали.
Обоим надо было на что-то решиться.
Ее желание произнести это решающее слово было осязаемым, норовило выскочить из нее, так что сдержать себя ей стоило немалых сил. Смешанная с болью надежда наконец разбудила в ней девочку-оптимистку. Она потянулась, сосредоточилась, отряхнула с рук пыль и готова была сказать: «Слушай, давай со всем этим закончим!» Но не успела она открыть рот, как Джона ее опередил.
– Эйвери, – промолвил он глубоким, как океан, голосом. – Все было забавно. Но так будет только до твоего отъезда. Мы оба это знаем.
Эйвери постаралась не сутулиться, чтобы легче было говорить:
– События развивались по некоей схеме. Но схему можно изменить. Я имею в виду… Я хотела бы изменить эту схему.
«Здесь и сейчас», – подумала Эйвери, тяжело вздохнув.
Джона выстрелил в нее взглядом, таким молниеносным, что она едва уловила движение его глаз, но почувствовала горящий в них огонь, боль и желание. Затем он промолвил:
– Ничего не получится.
– Почему?
– Потому что здесь моя работа, Эйвери. В последнее время куча дел. Я связан по рукам и ногам. Не могу просто взять и всех бросить. Наоборот, хочу жить здесь и так.
Сказал как отрезал, Эйвери даже вздрогнула:
– Я не предлагаю тебе совсем отсюда переехать.
Или от чего-то отказаться. Или изменить себя. Всего лишь провести немного времени. Со мной.
По его взгляду она поняла, что он ей не верит ни на йоту. Прикипел к своей бухте, к своему бизнесу и будет жить прежней жизнью, каждую секунду об этом жалея.
– Джона…
– Эйвери, хватит, – устало промолвил он.
Она передвинулась вдоль борта машины, и их колени соприкоснулись. Короткий жаркий всполох в море отчаяния и страха.
– И это я слышу от человека, который обиделся, когда я посчитала его ограниченным! Твоя бухта великолепна. Признаю. Но я много поездила по миру. Видела сотню таких же великолепных мест. Так почему ты засел на краю света и не можешь хоть раз куда-то выехать?