Та давно спала в своей прелестной комнатке в окружении игрушек. Наташа осторожно вытянула медведя из-под тоненькой руки и пощупала девочке лоб. Голова, шея и спина ребенка плавали в горячем поту. Хозяйка стала менять на дочери рубашку, а Наташа мельком подумала о том, что делает сейчас ее собственная дочь. Но Серов был хорошим отцом. Язык не поворачивался называть его отчимом. Наташа вздохнула и шагнула в коридор. Хозяйка вышла в слезах и взяла с Наташи слово, что, если понадобится, та будет приезжать из Москвы наблюдать за ходом лечения. Потом они вместе пили чай. Заснула она без задних ног и без единой мысли в голове, убаюканная трелями соловьев. Утро Наташа провалялась в постели, в глубине души сознавая, что поступает невежливо, но ничего не могла с собой поделать – так приятно было нежиться на мягкой перине, наблюдая, как ползет по стене солнечный луч и склоняются к окну зеленые ветки деревьев. Она томно приоткрыла глаза, только когда хозяйка осторожно постучала в дверь, чтобы попрощаться.
– Не вставайте, не вставайте!
Наташа оправдала свою совесть тем, что, когда люди уезжают, провожающие доставляют больше хлопот, чем пользы. Когда шум отъезжающей машины стих, Наташа спросила у домработницы кофе, а через полчаса уже бодро шла на прогулку.
Вот тогда-то она и вспомнила этот маленький архипелаг островов, по которому гуляла в детстве с отцом: аллеи, подъездные пути, расположение нумерованных мостиков и мосточков, широкий длинный гребной канал и величественный гранитный спуск к воде. Каждый день в тот приезд она ходила по мостам с Каменного острова на Елагин, и огромный медовый луг перед классическим портиком Елагинского дворца с постоянной радостью приветствовал ее роем пчел и порханием бабочек. Июнь тогда стоял просто на удивление теплый. Редко когда и где она ощущала так остро черемуховую сладость лета. Дворец укрывал ее между колоннами от скороспелых летних дождей, ежедневно шедших в тот год, резеда дурманила ароматом. И Наташе тогда ужасно хотелось любить и быть любимой.
«Что со мной? – спрашивала она себя. – Ведь в моей жизни все правильно. Есть муж, есть работа, подрастает дочка. Но так хочется чего-то еще!» – А чего – Наташа и сама не знала.
Она всегда любила начало лета. Ощущение солнца, пробивающегося по утрам через занавески и щекочущего лучами ее сонное лицо. Махровые, как пачки балерин, пионы, влажная сирень – любимые цветы, обещающие, что лето еще впереди, а значит, будут теплыми дни, короткими ночи и приблизится блаженная пора отдыха.
Давным-давно, таким же солнечным утром, Наташа проснулась и открыла глаза с сознанием, что ей исполнилось целых шестнадцать лет. Она лежала в постели и счастливо бездумно разглядывала потолок. Черт его знает, какие видения вихрем проносились тогда в ее голове! Но вот раздался легкий скрип двери, и она закричала: «Внесите дары!» И, легкая, соскочила с постели, готовясь расцеловать мать и отца.
Первой в комнату вошла мама с чудесными ямочками на щеках, с мягким взглядом, с волшебным розовым свертком в руках, а за ней, как-то боком, с огромным букетом сирени, отец. Она кинулась к ним, чтобы закружиться вместе в ветреной джиге объятий и поцелуев, но вихря не получилось. Прошелестел тихий ветерок поздравлений, и смущенно, чувствуя нечто непредсказуемое, она опустилась на постель, теребя розовую ленту подарка. Отец вышел из комнаты, а мать осторожно присела на край кровати рядом с дочерью.
– Что случилось? – Тревога птицей заколотилась в груди. Рука матери скользила по ее руке, а губы проговаривали какие-то непонятные, невнятные слова. Сквозь пелену тревоги до Наташи доносились обрывки: «Ты выросла… получать паспорт… изменить отчество… подумать и решить…»
– Да в чем же дело? – почти закричала она.
– Папа тебе не родной отец. Твой настоящий – уехал, когда ты еще даже не родилась.
– Папа? Как может папа быть мне не родной? – Наташа не могла этого принять.
А как же запах? Его родной запах, который знаком с детства? Который был с ней с тех пор, как она себя ощущала! Когда она бывала больна, она могла и не видеть отца, но всегда чувствовала, что он рядом – то с плюшевым медведем, то с ложкой лекарства, то со стаканом чаю с малиновым вареньем… Даже когда он был в походе, Наташа чувствовала, что он скучает, заботится о ней… А его форма, что висела в шкафу? Парадный мундир, фуражка, его кортик? Она помнила их всегда. Откуда мог взяться какой-то другой отец? А внешнее сходство?
– Это дурацкая шутка?
Но мама заплакала. Наташа выскочила в кухню. Отец сидел за столиком у окна, и она вдруг впервые увидела, что он ведь не очень молод.
– Любименький! – Это было их детское слово. Он поднял голову и взглянул на нее беззащитно. Она плюхнулась ему на колени и стала покрывать поцелуями его худое лицо, сухие, но сильные руки, и тут в ее голову гадкой змеей вползла нелепая мысль, что она сидит на коленях не у отца, а у постороннего мужчины. Она медленно встала. Она всегда любила ласкаться к нему. Прижиматься к груди, обнимать за шею, гладить его руки…
Что теперь будет? Если он не родной, тогда как она его станет любить? Просто как мужчину, который старше ее всего лишь на двадцать лет? Любить за то, что он для нее сделал, за то, что был к ней постоянно добр, или как-то иначе? Родство и кровь – суть инстинкта. Если родства нет, а любовь существует – то это уже не родственная любовь. Какая же получилась чепуха! Оставить все так, как есть? Но ведь она уже знает… Зачем ей сказали? Из-за каких-то дурацких юридических закавык? Она вспомнила, что мама никогда не давала дочери в руки ее свидетельство о рождении. Знание – сила, но Наталья предпочла бы не знать. Теперь получилось, что они с мамой уравнялись в правах на любовь этого человека. Но мама – его жена. А кто же теперь она, Наташа? Приемная дочь. Как противно звучит.
Наташа пошла назад в свою комнату. Проходила мимо родительской спальни – мама стояла у окна, обняв руками плечи.
«Ей было нелегко сказать», – подумала Наташа.
В своей комнате она медленно опустилась на кровать и сжала руками плечи, так же, как мать. Заметила это и опустила руки. Приемная дочь. Ни мыслей других не было в голове, ни чувств. Как мешком ударили по башке. Огромный букет лежал рядом с ней на кровати. Наташа равнодушно посмотрела на него, трогать не стала. Мать осторожно вошла в комнату, села рядом.
– Я тебя люблю, мама! – Наташа уткнулась в ее плечо. Сразу стало легче. Защита, осознание что тебя любят – вот что главное для детей. – Как это случилось? Расскажи! – бормотала она, вдыхая знакомый запах матери. – Надеюсь, ты-то мне родная? Я не из детдома?
– Не из детдома. – Мама тоже заплакала и стала гладить ее по голове.
– Как же случилось, что папа мне не настоящий папа? – настаивала Наташа.
– Не все в жизни получается гладко. Я была молода, думала, что влюбилась по-настоящему. Очевидно, тот человек тоже думал, что все окажется по-настоящему. Но… в общем, я осталась одна с тобой. У тебя у маленькой были такие чудесные кудряшки! А тот человек никогда даже тебя и не видел. – Мама замолчала.