– Глупышка! Перестань ревновать!
– Не ревновать, не злиться, не замечать, не орать? Очень удобно иметь такую жену!
– Наташа, я не понимаю, чего ты вдруг? Будь справедливой, ведь я сейчас почти все время с тобой…
– Ах, извини, что мне пришлось тебя затруднить своим присутствием! Не дать тебе соблазнить падчерицу!
– Опомнись, Наташа! Что ты говоришь! Катя для меня дочка! Вспомни, ведь ты простила меня! Ты сама это писала на бумажках…
– Мне наплевать на все!
– Уймись, успокойся! Я люблю тебя, только тебя, люблю одну тебя!
Она скрючилась на кровати, свернулась в комок, будто от боли. Он укрыл ее одеялом, словно ребенка, и лег рядом.
«Господи, что нас ждет? Неужели дальше будет все хуже?» – думал Серов, насильно обнимая жену, пока она не затихла. Он решил, что она заснула, и лежал неподвижно, но она не спала.
«Боже мой, – думала она, – я все рушу! Сама. Зачем я сейчас кричала? Потому что кричать легче, чем молчать. Где же ты, мой барьер, моя планка? Как они теперь высоко! Не достать. И как страшно падать! Теперь он жалеет меня, а раньше – уважал. Папа стал стар, не выезжает с дачи, никуда не ходит. Мама возится по дому. Дочь со своим парнем. Все они отходят от меня с каждым днем дальше и дальше. Работа – единственная отдушина. Женя не в счет. Больше нет никого. Только тень моей юности. Темное пятно, тревожащее меня до сих пор. Человек, обошедшийся со мной, в сущности, очень несправедливо. За что меня кто-то наказывает? Не так уж много было мужчин в моей жизни. К сожалению, верного человека не было ни одного».
Тут она заснула, и во сне ей представился яркий картонный круг, а на нем она увидела себя в виде маленькой деревянной куклы в розовом бальном платье. Кукла стояла в центре маленькой карусели, а вокруг, словно в строю, застыли три высокие фигуры в темных плащах. Лиц их было не видно под капюшонами, и как она ни старалась сойти со своего места, подойти к ним, ноги ее не слушались. Фигурки охраняли Наташу, будто пленницу. Карусель начала кружиться, быстрее, быстрее, плащи развевались, капюшоны упали, все лица слились в один светлый круг, ничего нельзя было разобрать. Розовый подол ее платья поднялся, оборки защекотали ей лицо, мешали дышать, шелк запылал жаром, огнем… Потом розовый шелк превратился в тяжелый плащ, она почувствовала, что и ее лицо тоже утратило черты и стало бесформенной маской. Страшная огнедышащая боль засвербила в груди. Наташа стала метаться, стонать, руками отрывать темную ткань от лица. И внезапно очнулась. Подышала ровно, пока не успокоилось сердце.
Она встала, посмотрела в окно, заглянула в кухню. Солнечное утро играло бликами на светло-бежевом кафеле. Тостер поплевывал ароматным хлебом. Приятно пах кофе. Муж курил первую сигарету и смотрел в окно. Ее он не заметил, и Наташа проскользнула в ванную. Там она открутила краны и долго-долго смотрела на себя в зеркало.
– Знаешь, Славик, – сказала она, когда вышла оттуда в розовом махровом халате. – Я забыла тебе сказать. Я уезжаю сегодня в Санкт-Петербург на конференцию.
Он хотел было закричать изо всех возможных сил: «Наташа, не надо ездить туда!», но ощутил, что рот его словно залеплен сургучом. Он замычал и проснулся. Некоторое время не мог прийти в себя, пока не понял, что он лежит на Наташиной кровати в питерской гостинице.
Он еще полежал немного, совершенно пустой, без всяких мыслей, а потом, будто внезапно повернулась картинка времени вспять, отчетливо вспомнил, что в тот день, когда Наташа уехала, у него было две операции, и он прекрасно помнил какие, а когда вернулся домой, то увидел на примятой постели неясные контуры ее тела да разный хлам: пустой флакон из-под духов «Нина Риччи», несколько исчерканных листков, серебряный медальон в форме тюльпана да в файловой папке доклад. Вячеслав взял медальончик в руки. Это был тот самый, что она носила на серебряной цепочке в Лаосе. Что-то его на ней Слава с тех пор никогда не видел.
Потом он прошел в кухню. Подумал, что очень устал от нее! Пусть она делает все, что хочет! Пусть едет куда хочет, только даст ему отдохнуть! Не видеть ее несколько дней, расслабиться. Он позвонил и попросил их очередную новую медсестру Марину прийти к нему и помочь прибраться в квартире. Затем достал два бокала, бутылку вина, сделал несколько бутербродов, согрел себе чаю, включил телевизор. Марина приехала через час, а еще через полчаса, когда Слава был в ванной, позвонила Наташа.
За окном гостиницы со вчерашнего вечера все так же моросил дождь. Серов оделся и пошел звонить в Москву Кате.
– Срочно выезжай вместе с бабушкой и дедушкой. Мама умерла. Я встречу вас на вокзале, – сказал он ей и на всякий случай дал адрес больницы.
Со следователем Серов встретился уже после кремации. Отправив Катю вместе с тестем и тещей в Москву, он поехал в милицию, надеясь, что застанет его там. Следователь действительно был на месте. Видимо, уже какое-то другое дело отдалило от него свежесть впечатления той летней ночи, и он посмотрел на Серова скучными, равнодушными глазами. Но пригласил присесть.
Славик сел, поставив на колени сумку, в которой лежал, очевидно, какой-то ценный предмет.
– Вещи можно поставить туда! – указал ему в угол следователь.
– Нет, – сказал Славик.
Следователь посмотрел на него внимательно. Что у него там, бомба, обрез? Надо быть осторожнее.
Он решил, что, как только представится случай, вынудит Славика расстаться с его поклажей и посмотрит, что там.
Следователь искусственно закашлялся, чтобы отвлечь и расслабить посетителя. Он еще точно не знал, как лучше приступить к делу. Но Славик, едва дождавшись, пока тот перестанет кашлять, спросил первым:
– У вас есть фотографии? Покажите их мне.
– Какие фотографии?
– Я хочу посмотреть фотографии. Вы ведь фотографировали место происшествия?
– А зачем вам это?
– Я имею право интересоваться ходом следствия, как потерпевший? Я хочу увидеть план местности. Кто где стоял, откуда стрелял, все такое…
– Имеете.
Следователь вздохнул, достал из шкафа нужную папку, разложил на столе фотографии и рисунок.
Серов долго смотрел на них с тупым видом. Когда прошло уже несколько минут, следователь решил, что все можно убрать.
– Подожди! – попросил Серов.
– А в чем, собственно, дело? Чем вызван такой интерес?
– Здесь стояла моя жена? – внезапно охрипшим голосом спросил Серов.
Следователь подвинул к себе рисунок. Тоже посмотрел.
– Ну да.
– А здесь Алена Фомина?
– Да.
– А здесь он сам?
– Ну, так что?
– От него до Алены было три прыжка. Если бы он подбежал и повалил ее, она бы в Наташу не попала.