– А это ты не хочешь? На, выкуси! – И она поднесла к самому его лицу неизящную фигу.
Изо всех сил он сжал ее наглый кулачок, так что хрустнули пальцы с накрашенными ногтями. Алена завизжала от боли.
– Отпусти мою руку! Слышишь, козел?
Он медленно, с усилием разжал свой кулак.
– Никогда больше не лезь ко мне, поняла? Я не питаюсь объедками каких-то водил!
– Ах, вот ты со мной как! Воспользовался тем, что следователь тебе рассказал! Ну, погоди, старый хрен! – Алена выскочила из комнаты, и он подумал, что, сможет наконец побыть один до утра. Он, конечно, был пьян, но в таком состоянии пребывать ему было легче.
Он даже и сам не мог точно определить, в чем была причина его депрессии. Но одно он понимал точно – не из-за того, что любил Наташу. Больше того, он даже на нее злился! Зачем она стала ему звонить? Неужели не могла найти какой-нибудь другой способ увидеться? Он жил так безбедно, спокойно… Нет, она принеслась, растревожила душу, покой! Эта дура Алена подоспела тут с пистолетом. Он и не думал, что она знает, где лежит оружие. И вот Наташи теперь больше нет. Он ведь кричал ей, уходи! Зачем она вышла? Что она хотела? Оставить его навсегда с омерзительным чувством вины? Он, как мог, предупредил ее об опасности. А что он должен был сделать? Самому подставиться под ствол?
И какого черта ей все-таки было от него надо? Ну, сделалась знаменитостью, так и радовалась бы жизни! Не-е-ет! Вечно эта ее экзальтированность! Чехов, Толстой, Достоевский… Как в школе! А жизнь – это тебе не классическая литература. Вот теперь поди же ты, разрушилось легко, а начать сначала… Так трудно… Противно… Особенно после того эпизода в машине. Следователь, прохиндей, все сумел раскопать, раскрутить, вытащить на свет божий. А Алена, идиотка, перепугалась, что ее посадят, стала валить всю вину на того парня, который ее изнасиловал, чтобы лишний раз подтвердить, что она, мол, была не в себе. Нашли того парня… Да и какой черт будет ее насиловать, если она сама лезет под каждого кобеля.
А может, и не в жене дело… А в том, что почти каждую ночь он видит сон. Они стоят с Наташей возле машины. Он ощущает ее губы, волосы… Прижимается к ногам. Он чувствует желание. Потом появляется Алена. Она отрывает его от Наташи, мешает ему. Он хочет спрятаться от нее и спрятать ту, без которой, как ему кажется, он не сможет быть счастлив. В руках у Алены он видит пистолет.
«Беги!» – кричит он Наташе. Алена наводит пистолет на него. Он падает. Он чувствует в своем теле жалящие пчелы. Это пули. Алена кричит и бросает пистолет. Тогда Наташа подбегает к нему и несет его на руках. Куда-то далеко-далеко, как маленького. И он от этого счастлив.
Этот сон заканчивается, и Алексей приходит в себя. Он знает, что, если тут же, в постели, снова выпить чего-нибудь спиртного, сон может повториться. Но сон всегда заканчивается хорошо. Наташа жива, и он остается с ней.
Дурак, он мог бы сделать так, чтобы она и наяву осталась жива. Он просто не догадался. В конце концов, он же не спецназовец. До Алены ему было два прыжка. Он бы мог ее повалить. И тогда выстрел ушел бы в землю. И во сне, так же, как наяву, Фомин со страшным усилием готовится к прыжку, изо всех сил старается оторвать от асфальта ноги. Но что-то ему мешает. И тогда как раз в теле и появляются пули. Они горячие, и это удивительно – ведь Алена стреляет не в упор.
Иногда сон кончается по-другому. Они с Наташей, сплетясь телами в одно целое, поднимаются высоко-высоко, где морозит голову воздух. И там, в вышине, она была опять веселая и живая, она ласкала его, говорила, что она его любит… И откуда-то неслась прекрасная музыка, и он больше ничего, ничего не помнил, не хотел вспоминать и чувствовал себя на вершине счастья.
Но стоило проснуться, как Алексей вспоминал, что на самом деле в ту ночь он быстрым шагом ушел подальше, даже не глядя на ту, которая лежала на асфальте, и все мысли сосредоточил на том, как спасти собственную жену.
Это ему удалось. Жена была дома, с ним. И он больше никогда, никогда наяву не вспоминал о Наташе с теплотой. Больше того, он ругал ее, называл обидными словами. Винил во всех смертных грехах. Искренне не понимал, почему из-за нее он должен был жертвовать жизнью. И если бы не эти дурацкие сны, он мог бы быть снова счастлив.
И дела пошли плохо. Как заговорил его кто… Решил осваивать горные лыжи – вывихнул ногу, вернулся в лангете. Начал плавать в бассейне – случился сердечный приступ… Доктор сказал, надо меньше волноваться. Фомин стал пить. Вот гнал этой ночью домой. Пьяный. Зачем? Испортил машину. Счастье, что никого не убил. Этот шарлатан в белом халате сказал: надо меньше волноваться. Алексей и не волнуется. Он просто не хочет жить.
Дверь открылась, вошла Алена. Алексей поднял тяжелые веки. Одна рука у жены была за спиной. Он снова закрыл глаза. Она подошла ближе.
– Я тебя спрашиваю, – сказала она, – будешь со мной жить так, как раньше?
Он молчал.
– Ты что, не слышишь?
– Отстань.
– Я спрашиваю в последний раз!
Какие-то новые нотки в ее голосе заставили его приподнять голову. Он посмотрел на жену и здорово удивился. В руках у Алены был револьвер. Не пистолет, который отобрали как вещественное доказательство, а настоящий черный «кольт». Где же она умудрилась его достать? А ведь все трещала, бедная, что денег нет…
– Я не шучу! – предупредила Алена и подняла револьвер на уровень его головы.
Вот теперь он снова почувствовал страх. Он представил, что в следующую секунду его голова может разлететься в куски, и тут же за этим наступит ничто. Фомин сразу вспомнил, что еще молод, здоров, что очень хочет жить. От ужаса, что она может выстрелить, он приоткрыл рот.
– Мне теперь все равно! – заявила Алена. – Если меня признали невменяемой в первый раз, признают и во второй! Мне теперь терять нечего, много не дадут.
Он хрипло спросил:
– Чего ты хочешь?
– Тебя пристрелить, – хищно сказала она.
Сердце его остановилось.
– Стреляй, – сказал он.
Алексей уже почти желал этого выстрела. Но знал, что, если он подастся вперед, жена выстрелит с перепугу. И поэтому он все-таки не шевелился.
– Нет, ты понимаешь, что я могу это сделать?! – Она сжала револьвер в обеих руках. Прицелилась…
И тогда Фомин дико захохотал. Он не мог удержать этот дурацкий нервический смех. Он знал, что этот смех опасен – со злобы Алена действительно может пальнуть, но остановиться не мог. Хохот сотрясал его тело. Сердце очнулось и скакало галопом. Он смеялся, как женщина, истерично, надрывно, так, что слезы лились из глаз.
– Стреляй! Ты думаешь, я боюсь? Что же ты не стреляешь?!
А потом внезапно, будто выключился завод, Алексей замолчал, опрокинулся на спину, закрыл глаза.
«Неужели он умер?» – поразилась Алена. Она опустила револьвер, подошла ближе и в ужасе наблюдала, как бледнеет с головы до ног эта красная, влажная туша, что еще совсем недавно была вполне респектабельным человеком, ее мужем, Алексеем Фоминым.