И вот теперь ему казалось, что он совершил ошибку, перейдя в «серийный» отдел. За все время им довелось раскрыть лишь одно дело, да и оно не заняло много времени и особых усилий не потребовало: какой-то наркоман возомнил себя оборотнем и подкарауливал в парке женщин, возвращавшихся вечером с работы. Он успел убить троих, перегрызая им горло, пока собственный отец не застукал его дома с окровавленным лицом и не позвонил в полицию. Так что гордиться «серийному» отделу пока было особенно нечем.
Самсонов припарковался возле районной библиотеки и вылез из машины, щурясь от солнца. Достал из нагрудного кармана и надел очки-авиаторы с бледно-голубыми стеклами – подарок Карины.
Церковь была новой, построенной лет десять назад. Она располагалась в саду между двумя шоссе. Чтобы в нее попасть, нужно было пройти через чугунный мостик, на котором стояли дети, кормившие уток. Самсонов на несколько минут задержался, постоял, облокотившись о перила и глядя на воду. Солнце еще не село, хотя едва виднелось над крышами домов. На волнах искрились желтые зайчики.
Полицейский взглянул на часы и пошел в церковь. Она еще была открыта, но времени оставалось немного – как раз чтобы поставить свечку и заказать заупокойную. Самсонов размашисто перекрестился перед папертью и вошел в прохладу храма. Тот был небольшой, но уютный. На белых оштукатуренных стенах чинно висели иконы в багетных позолоченных рамах. Перед ними трепетали огоньки свечей и лампад. Пахло воском и ладаном, в дальнем углу перед распятием истово молилась, кладя земные поклоны, закутанная в темно-серое старуха.
Следователь всегда ходил в этот храм с тех пор, как его построили, хотя раньше предпочитал Чесменскую церковь. Ту он помнил с детства – еще когда в ней был музей и родители водили его посмотреть на макеты кораблей и картины, изображавшие знаменитую морскую баталию.
Самсонов снял очки, купил две свечки и поставил одну перед Богородицей Заступницей, а другую – перед Христом. Помолился о Марине и заказал заупокойную.
Из церкви он вышел всего за несколько минут до закрытия. Настроение было паршивым – как всегда в этот день. Сев в машину, Самсонов позвонил родителям – он поступал так каждую годовщину. Они никогда не говорили о Марине, даже не упоминали о ней. Говорили о других, самых обычных вещах, но знали, что делают это в память о ней – как бы собираются вместе, всей семьей. Раньше Самсонов приезжал к родителям домой, но это было слишком тяжело – разговор по телефону был куда лучше.
Через десять минут следователь попрощался с отцом, передал привет матери, завел мотор и поехал домой. По радио звучала песня Бутусова «Титаник», и Самсонов начал невольно постукивать в такт пальцами по рулю. Наверное, даже хорошо, что завтра он поедет на дачу к Башметову. Можно будет отвлечься, любуясь на его дочку, полную надежд на будущее. Он видел ее уже дважды, когда начальник приглашал своих сотрудников на юбилей и на новоселье, – Петрович любил собирать компанию из тех, с кем работал, он считал, что это способствует укреплению рабочих отношений. Вероника была веселой и общительной девчушкой с толстой рыжей косой и голубыми глазами. Она почти все время улыбалась и старалась держаться поближе к отцу. Впрочем, за три прошедших с последней встречи года она, конечно, подросла и повзрослела.
Самсонов свернул на аллею и сбросил скорость. Он уже подъезжал к дому, стоявшему в окружении разросшихся кленов. Он решил, что ляжет спать пораньше – чтобы не предаваться грустным мыслям о сестре, которая не дожила даже до окончания школы.
На следующее утро Самсонов встал еще до семи, умылся, тщательно побрился и спрыснулся туалетной водой с резким, но приятным ароматом – Карининым подарком. Он вообще заметил, что в его жизни появлялось все больше вещей, связанных с ней. И конечно, напоминавших о ней. Наверное, скоро он предложит ей переехать к нему – ведь, кажется, таким должен быть следующий шаг в развитии серьезных отношений. А у них с Кариной все было серьезно. Так чувствовал Самсонов, и это его радовало.
Перед тем как отправиться на кухню готовить завтрак, он вгляделся в запотевшее с нижнего края зеркало. На него смотрело обычное лицо с тяжелой челюстью, твердой линией рта и серыми глазами под двумя прямыми чертами светлых бровей. И что Карина нашла в нем? Этого Самсонов за четыре месяца, которые прошли с начала их отношений, так и не понял.
Полицейский поджарил яичницу с ветчиной и помидорами, налил себе черный кофе и уселся перед окном. За деревьями серел привычный пейзаж: пыльный город, типовые дома-коробки со слепыми окнами, стаи птиц.
Самсонов старался не думать о том, что видел во сне. Он гнал образы, но они упорно всплывали из памяти, навязчивые и липкие, как паутина.
Он видел кошмары, связанные с гибелью сестры, и раньше, но потом они прекратились, а теперь, похоже, вернулись.
Самсонову снилось, что он находится в темном помещении, где пахнет плесенью и кровью. Наверху – крошечные окошки, забранные решеткой. Стекла в них выбиты, и на прутьях развеваются клочья серой пыли. Какая-то птица размеренно стучит клювом по железной крыше.
Впереди, в освещенном круге, стоит ржавый, похожий на железный куб утилизатор. Из него торчит что-то бледное, угловатое. Самсонов всматривается в эти странные предметы, но они расплываются, словно глаза отказываются признавать реальность. Неведомая сила заставляет Самсонова сделать несколько шагов вперед, и он понимает, что утилизатор покрывает не только ржавчина. Он выпачкан запекшейся кровью, и у его подножия темнеют багровые лужи.
Самсонов наступает на что-то мягкое и влажное. Он наклоняется, чтобы рассмотреть бесформенный бурый кусок, немного похожий на губку. Пытается его поднять, но он выскальзывает: пальцы никак не могут ухватить это омерзительное нечто. Самсонову кажется, что это гигантский слизняк, но вдруг он понимает: на полу лежит кусок печени. Самсонов резко выпрямляется, отдергивая руку. Пальцы перемазаны кровью, и он поспешно вытирает их об одежду.
Самсонов идет дальше, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить еще на что-нибудь. Аккуратно обходит серо-синие ошметки, смахивающие на разорванный кишечник, и замечает слева нечто белое. Пахнет фекалиями, и Самсонову приходится сдерживать дыхание, но вонь все равно проникает в легкие, вызывая приступ тошноты.
Белый предмет приковал его внимание, и Самсонов не может удержаться от того, чтобы не подойти ближе. Он садится на корточки и берет двумя пальцами мягкий шарик, который больше не кажется таким уж белым: он испещрен красными прожилками, свисающими с него, подобно вялым мокрым ниткам, а в центре можно различить черно-голубой круг. Самсонов понимает, что держит в руке человеческий глаз, и его тут же выворачивает на покрытый кровью пол. Желудок содрогается, исторгая жижу, резкая и кислая вонь которой добавляется к той, что уже пропитала все вокруг.
Самсонов поднимается на ноги, вытирает рот рукавом и замечает, как из-за железного куба появляется черный силуэт. Он надвигается на Самсонова, и вот уже можно различить в неверном желтом свете четыре руки и горящие на лице глаза – кровожадные и жестокие. Кали раздвигает алые губы в жуткой ухмылке, и становятся видны белые клыки. Богиня ничего не говорит, но Самсонов слышит в голове ее голос. Она требует, чтобы он принес жертву!