– Эй, эй, – испугалась я, наблюдая за ее действиями, – смотри, не разрежь меня по привычке.
– Лежи молча, – велела Глаголева, – разговаривающий объект на столе из равновесия выбивает. Сейчас изучу проблему и пойму, как от нее избавиться.
Минут через десять Глаголева вынесла вердикт:
– Отодрать «Скоромаляр» плевое дело, но не получится.
– Если от этой дряни легко избавиться, то почему ничего не выйдет? – не поняла я.
Глаголева подняла со своего лица прозрачный щиток и потрясла перед моим носом бутылкой из синего стекла.
– Намочу ватную палочку этим раствором, и зелень растает.
– Прекрасно. Давай, – обрадовалась я.
– Ну, если ты настаиваешь, то ладно, – серьезно ответила Лена, – но должна тебя предупредить, данный препарат растворит кожу, как на лбу, так и на веках, и он очень токсичен.
– Этим пользоваться не надо, найди другой, – потребовала я.
Глаголева вытащила из ящика нечто, смахивающее на циркулярную пилу.
– Можно им шлифануть, действует по принципу машины для циклевки паркета. Но, полагаю, тебе это тоже не по вкусу придется.
– С ума сошла! – возмутилась я. – Придумай для меня что-нибудь приятное.
– Могу предложить чаю с сушками, – вздохнула Глаголева, – ты прямо как Костин, он пришел позавчера, заныл: «Глаголева, избавь меня от фурункула на спине, боюсь идти в поликлинику, врача там не знаю». Я скальпель взяла и за дело, а Володя заорал: «Больно, почему не заморозила!» Вот так всегда, сначала просите, потом недовольны. Нет у меня обезболивающих уколов или кремов. За фигом они тем, кого сюда привозят? Вот и тебе целых два средства предложила, а ты от всех нос воротишь.
– Циклевка лица слишком экстремальна, – возразила я, – думала, ты чем-то потрешь мою мордочку, применишь растворитель.
Лена опять потянулась к синей бутылке.
– Вот же он!
– Спасибо, не хочу остаться без кожи, – отказалась я.
– Значит, ходи зеленая, – развела руками патологоанатом, – хотя…
– Ты что-то придумала! – обрадовалась я.
– Стопроцентно успешный результат не гарантирую, но попытаться можно, – пробурчала Лена. – Раздевайся.
– Зачем? – насторожилась я. – На тело краска не попала.
Глаголева показала на агрегат, напоминающий хлебницу, только очень большую и со всех сторон стеклянную.
– Хочу воспользоваться этим аппаратом.
– Отлично, засуну в него башку, – предложила я.
– Тогда он не закроется, – начала злиться Глаголева. – Слушай, у меня дел полно.
Я дала задний ход.
– Ладно, ладно. А в одежде туда нельзя? Неудобно голой при тебе.
Глаголева почесала переносицу.
– Романова, я работаю исключительно с так сказать обнаженной натурой, полагаю, в твоем случае не увижу ничего удивительного. Хочешь избавиться от краски? Тогда прекращай капризничать. А, поняла! Ты ждешь, что я тебя угощу таблеткой, ты ее проглотишь, потрясешь головой, и краска осыплется на пол. Так?
– Это лучшее решение проблемы, – согласилась я.
– Но подобное невозможно, скажи спасибо, что я ищу хоть какой-то способ, – возмущенно произнесла Лена. – Поясняю: в этом аппарате вырабатывается пар, твои шмотки станут влажными. И кто-нибудь может войти, Бунин, например, он противный, вечно ко мне цепляется, увидит в определителе одетое тело, пристанет с вопросами.
– Что такое определитель? – заволновалась я.
Лена закатила глаза.
– Романова, у тебя минута на размышление. Или слушаешься меня, или до свидос. Время пошло. Пятьдесят девять секунд, пятьдесят восемь…
Я быстро стянула пуловер, джинсы, скинула белье и улеглась в «хлебницу».
– Не шевелись, – приказала Глаголева, – десять минут, и все. Ну, устроилась?
– Очень жестко, – заныла я, – и холодно.
– Да ну? – удивилась Глаголева. – Капризуля! До тебя никто не жаловался.
– И много живых людей тут до меня устраивалось? – хмыкнула я.
– Ты первая, – ответила эксперт. – Внимание! Сейчас опущу крышку, емкость начнет заполняться паром. Лежи смирно.
– Не задохнусь, случайно? – забеспокоилась я.
– До сих пор никто не пострадал, – пожала плечами Ленка.
Я поежилась, ну да, тем, кого сюда запихивают, кислород уже не нужен.
– Закрой глаза, – вещала Глаголева, – и замри, иначе отпечатки не проявятся.
– Какие отпечатки? – заморгала я.
– Пальцев.
– Чьих?
– Убийцы. Ты перестанешь наконец болтать? И как только врачи в больницах с живыми работают? – негодовала эксперт. – Рот у них не закрывается.
– Лена! Мне надо удалить краску с лица, – напомнила я.
Глаголева осеклась, но уже через секунду продолжила:
– Не важно. Оборудование дорогое, оно не привыкло, что в нем кто-то вертится. И последнее: мы подруги, поэтому я и взялась тебе помогать. Но я не имею права использовать прибор в личных целях. Поэтому, если кто сюда зайдет, не шевелись, помни: ты труп! Не подведи меня! Народ разный, побегут начальству стучать, Бунин, например.
– Не переживай, заступлюсь за тебя перед Максом, – пообещала я.
– Просто веди себя, как велю, расслабься и получай удовольствие, – приказала Глаголева и включила прибор.
Послышалось гудение, я повернула голову и вдруг сообразила, что агрегат совершенно прозрачный: он же стеклянный. Если сейчас во владения эксперта кто-то заглянет, то увидит меня голую во всех подробностях. Я собралась уже застучать по закрытой крышке, но тут емкость начала наполняться паром. Я слегка успокоилась, белый туман скроет фигуру, можно не переживать по поводу обнаженки. Через какое-то время мне стало тепло, потом влажно, слишком горячий воздух обжигал нос и щипал глаза. Я закрыла веки и постаралась глубоко не дышать. Нет, долго я так не выдержу. Это похоже на посещение парной, а я терпеть не могу баню. В тот момент, когда я уже совсем собралась колотить по стеклу, повеяло прохладой. Я открыла глаза, поняла, что туман рассеивается, и вдруг увидела: около контейнера кто-то стоит, и это не Лена, а мужчина… Роман!!! Помня слова Глаголевой, что надо изображать труп, я молча уставилась на компьютерщика. Брови Бунина взметнулись вверх, глаза сделались круглыми и вылезли из орбит. У него был такой ошарашенный вид, что я не выдержала и рассмеялась. Компьютерщик развернулся и выбежал из лаборатории, стеклянный аппарат издал чихающий звук, откуда ни возьмись появилось облако красной пыли и обрушилось на меня.
– Ленка! – заорала я. – Что за чертовщина?
Глаголева открыла агрегат.