Хрупкое равновесие супружества, которое разбивается вдребезги от единственного звонка неизвестной женщины, и ты остаешься у разбитого корыта…
–Ты этого хотела? – спросила Кира женщину в зеркале.
Та в ответ пожала плечами…
В тот же вечер Кира сказала мужу, что хочет работать. Они ужинали, Кира смотрела на мужа – он был в прекрасном настроении, много смеялся, рассказывал что-то смешное. Она бледно улыбалась, ей казалось, муж смотрит на нее с издевкой. Маленькая глупая домашняя жена, которую так легко, приятно и безопасно обманывать… И тогда она сказала ему, что хочет работать. В его взгляде промелькнуло что-то, некое понимание, интерес, любопытство, на губах появилась ироничная ухмылка. Ну, если очень хочется… сказал он. Если очень хочется… А что ты умеешь?
Наверное, в эту минуту кончилась ее любовь и родилось презрение. На другой день она отправилась к завучу своего техникума, милейшему интеллигентнейшему Мирославу Олеговичу, известному в прошлом иллюстратору, который когда-то предлагал помочь с работой. Кира помнит, какую испытала радость, когда он предложил ей четыре семинарских часа на первом курсе…
Она не ушла от мужа, не случился человек на ее пути. Взвесив все, решила, что комфорт и деньги тоже чего-то стоят, хватило ума. Они продержались вместе пятнадцать лет. У Коли были подруги, Кира знала об этом. У нее случилась пара любовников; она была уже не той наивной девочкой, которая бежала удостовериться в измене мужа; однажды ее позвал человек – умница, главврач больницы, где она оформляла интерьеры, но она не решилась – побоялась что-то менять в своей жизни. Должно быть, не чувствовала жажды, накала, драйва, как когда-то в юности. А потом Коля разбился… Кира помнит, как к ней зачастил с утешениями друг мужа, часто бывавший у них в доме, Володя Речицкий. Он всегда напоминал ей брата-близнеца покойного Коли – такой же бабник и бонвиван, но добродушнее, не такой злой…
Она подумала, что Речицкий невольно стал крестным отцом «Черного фарфора»… Устав от его приставаний, она подсунула ему соседку, мать-одиночку, хорошенькую, глупую, безработную, оставив их наедине в собственной квартире и посоветовав той не стесняться. Она не испытала при этом ни малейшей неловкости, скорее, подобие недоброго злорадства от мысли, что может вертеть ими как хочет.
Когда она встретила Кирилла… это было как взрыв! Она снова превратилась в молоденькую дурочку, готовую бежать за любимым на край света. Она видела, что он жаден, завистлив, неумен, но вот поди ж ты! От звука его голоса ее бросало в дрожь. Она понимала, что он использует ее, она знала, что он встречается с «клубными» девушками, она знала, что он шарит в ее сумочке… Ей было все равно. История повторилась – тогда с Колей, теперь с Кириллом. Оба были неподходящим материалом для постройки дома, и обе истории закончились смертью. Их смертью. А она осталась. Судьба. Бедный Кирилл! Он не заслужил такой смерти. Никто не заслуживает такой смерти. Она осознала, что почти ничего не знает о нем. Не потому что он не впускал ее в свой мир, нет! Попросту ей было неинтересно. Существовал их мир, один на двоих, и этого было вполне достаточно. Он не пытался знакомить ее со своими друзьями, она не вводила его в свой круг. Впервые она трезво и спокойно препарировала их отношения, испытывая сожаление, печаль и чувство, что ушел целый пласт ее жизни, оторвался, как кусок льда от ледяной горы, и пустился в самостоятельное плавание, обрушилось на нее с очевидностью свершившегося факта. Их последняя встреча поставила точку в их отношениях. Во всех смыслах. Бедный Кирилл. Мальчик по вызову, которого она, Кира, использовала… «Нет! – закричала она мысленно. – Я любила его!»
Любила?
Она вспомнила, как стояла под его дверью, давила на кнопку звонка, зная, что он притаился там, прикидывая, как поступить, грызя ноготь, – была у него такая привычка, которая трогала ее до слез, – понимая, что он не хочет ее видеть. Она снова была юной и горячей, бросившейся наперерез машине. Их последнее свидание… его ненависть, презрение, скука… Отвращение! Он стоял опираясь о косяк двери, глядя на нее в упор, ухмыляясь, а она готовила кофе, делая вид, что все у них по-прежнему… Дура! Зачем нужна была вся эта грязь? Она же знала, что ничего не вернуть. Стареющая женщина и молодое мясо…
Ее передернуло. Она словно увидела над собой его лицо – страшное, оскаленное… Он намеренно причинял ей боль! Мстил. За что? Она так много сделала для него – и такова благодарность?
Если бы вернуть тот день! Бесконечный дурацкий нелепый день, в который вся ее жизнь опрокинулась, встала с ног на голову. Зачем она пошла к нему? Или бывают минуты, когда человек не властен над собой? После допроса, после сонных глазок следователя Пояркова, проникающих ей в душу, после подробного рассказа о постыдном бизнесе и клиентах, после его уточняющих вопросов… Она видела, как загорелись его глаза, как он щупал взглядом ее плечи, грудь… не щупал, нет! Лапал. И она понимала, что этот самец, как и всякий другой, был бы не прочь… при других обстоятельствах воспользоваться услугами ее девушек. Тайна вклада гарантируется, барышни воспитанны, хорошо одеты, с манерами наследных принцесс… Дорого? Они того стоят! Это «Черный фарфор», элитарный воскресный клуб элитарных девушек по вызову. Для элитарных клиентов. И дядька их Черномор. То есть мамка – Кира Жаркова, которая тоже не прочь иногда перепихнуться с самыми доверенными и самыми элитарными. За гонорар, разумеется. Тело – товар.
Впервые ей стало стыдно, когда она выкладывала все это толстому человеку из «Бюро случайных находок» – Олегу Монахову. Она помнит, как он смотрел на нее – без осуждения, без иронии, с интересом, и был этот интерес вполне человеческим, и не было в нем скороспелой и суетливой готовности самца познакомиться поближе – а вдруг обломится? У нее даже уши загорелись…
Она помнит, как поднялась с дивана, поправила разорванную юбку, почувствовав мгновенную ненависть к Кириллу, а потом ушла, не заглянув в гостиную, громко хлопнув дверью. И в тот же вечер его убили…
Его убила ее ненависть!
И новое лицо в ее жизни… Олег Монахов, толстый человек, который обещал найти выход из ее дурацкой ситуации и тотчас переехал к ней. Пришел навеки поселиться… Кира невольно рассмеялась. Она вспомнила, как заперлась на ключ в своей спальне, – поступок, непонятный ей самой! Она давно не боялась мужчин. Она снова рассмеялась, вспомнив, как он стоял перед ней в чем мать родила, похожий на гигантского пупса, – она ахнула от неожиданности и убежала, а он кричал ей вслед, что он не маньяк!
…Кира видела, как посерел прямоугольник окна. Еще одна ночь без сна. Она подводила итоги, плакала и вспоминала своих мужчин: мужа, которого презирала, и Кирилла, которого покупала и, кажется, любила. И других, которые совали деньги под ночник на тумбочке у кровати. Деньги, которые она деловито пересчитывала после их ухода и прятала под кружевное белье в комод. А что тут такого? Работа, как всякая другая…
Вспоминала она «новое лицо» – Монаха, обстоятельного толстого человека из Интернета, который кормит ее золотых рыбок и Нептуна. Она вдруг поняла, что чужой человек из Интернета оказался единственным, что ни друзей, ни близких, никого рядом! Приятельница Мария, громогласная эпатажная грубиянка, клоунесса, которая так забавляла ее… С каким накалом она, должно быть, сплетничает о ней, Кире, обсасывая взапуски с общими знакомыми детали ее «бордельной» биографии и не стесняясь бравируя острыми словечками и матом, называет ее, Киру, шлюхой и подстилкой. Кира словно слышит пронзительный хриплый голос Марии… Они смеялись, называя ее голос голосом простуженной галки.