* * *
Грохот от дикарского дымного оружия, то притихая, то учащаясь, раздавался весь вечер и часть ночи. На рассвете, перекусив со своими воинами, Тэх-Меени спрятал амулет вождя под ворот кухлянки и отправился бродить по лагерю. Вернулся только после полудня, мрачный и растрепанный.
– Ты был прав, мудрый Иемны-няр, – сказал он шаману. – Енко Малныче держит здесь нас всех, словно в загоне. Его слуги убивают каждого, кто пытается войти в лес. Многие племена надеялись прорваться, но дикари убегают, стреляют не ближе, чем с двадцати-тридцати шагов и опять убегают. Их огненный грохот убивает зараз по двое-трое идущих впереди воинов, и теперь никто не желает идти первым. Ведь первые всегда умирают. А если нет первых, откуда взяться всем остальным?
Сын прославленного Калматэнга вытянул свой амулет вождя, повесив поверх одежды. С силой потер ладонью голову:
– Иные вожди предлагают рубить широкую просеку, дабы первых было сразу много. Да и засаду, чтобы стрелять, можно сделать только на тропе, в густых джунглях это не получится. Иные предлагают ждать вестей из Дан-Хаяра, от Великого Седэя. Я же так мыслю, что просекой охотиться невозможно, а старшины Совета колдунов даже не подозревают, что тут происходит. В общем, мудрый Иемны-няр, надо, наверное, уходить, пока мы хотя бы еще сытые? Мясо мертвых драконов и так уже несвежее, а иного нам явно не добыть.
Интонация в речи паренька была вопросительной, и старый шаман невозмутимо пожал плечами:
– Ты вождь…
Это означало, что мальчишка должен был принять на себя ответственность. Не советоваться, а отдать приказ. Тэх-Меени судорожно сжал кулак, несколько мгновений поколебался, а потом решительно кивнул:
– Поднимайтесь, други! Мы возвертаемся домой!
Воины подчинились без колебаний, быстро скатав подстилки и закинув немудреные дорожные припасы в заплечные мешки. Племя хаяр-то вытянулось в длинную цепочку и пошагало по вытоптанному лесу на юг.
Набравшийся уверенности Тэх-Меени двигался первым, лишь изредка оглядываясь и проверяя, все ли в порядке в его отряде, не отстал ли старый шаман, не подвернул ли кто ногу. Все шло благополучно – вот только часа через два пареньку стало чудиться, что где-то далеко впереди, чуть не на расстоянии дневного перехода, раздаются звуки, очень похожие на выстрелы дикарей Енко Малныче. Этот звук вызвал у него крайне нехорошее предчувствие. И потому, заметив журчащий по краю дороги ручеек, юный вождь, уже никого не спрашивая, свернул на него и, низко пригнувшись, стал пробираться по узкому песчаному руслу, уходящему куда-то в сторону заката.
Тэх-Меени даже не подозревал, как сильно ему повезло. Он ухитрился свернуть с просеки именно на том, не очень большом, отрезке леса, который еще не успели обложить дозорами ни новообращенные воины из отряда Матвея Серьги, ни казаки из рати воеводы Егорова и Енко Малныче.
Зима 1585 г. П-ов Ямал
Варанхай-Ямтангский волок
«Стреляй и беги!» – старая, как сама война, тактика позволяет наносить серьезные потери куда более сильному числом и оружием врагу. Вот только пользоваться ею удается очень редко. Нет смысла убегать, если ты намерен захватить вражеские земли или города, как невозможно отступить, если ты свои земли и свой дом защищаешь.
Воеводе Егорову невероятно повезло. Ему нечего было защищать на голой, как крысиный хвост, дороге и ему ничего не требовалось завоевывать. И потому атаман мог позволить себе полнейшую вольницу в движении отрядов – пятясь при малейшей опасности и придвигаясь, если враг пытался оторваться на расстояние большее, нежели дистанция картечного залпа. И стрелял, стрелял, не жалея ни пороха, ни свинца.
В конце концов – зачем ватага на все это тратилась, если не пустить снаряжение в дело?
Первые пару дней казакам и их помощникам пришлось побегать изрядно. Но уже на третий – сир-тя, встреченные ими, делали только одно: отступали.
Казачьи отряды двигались, даже бежали следом, то и дело заставляя леса содрогаться от выстрелов и наполняя их едко пахнущими белыми облаками, и каждую покоренную ими версту выстилали сотни изуродованных тел. Воины сир-тя больше не пытались сопротивляться. Привыкшие сражаться под чародейской защитой, наступать за спинами менквов и драконов, они не знали, что делать, имея в руках только палицу и копье, и надеялись лишь на то, что старшины Великого Седэя успеют примчаться им на помощь, лишат дикарей их огненного оружия, парализуют, усмирят – и тогда уже можно будет сразиться с чужаками по всем правилам…
Но великие колдуны так и не явились. То ли опасались лететь – уж слишком легко белые дикари сбивали крылатых драконов, – то ли не знали о беде, случившейся с армией, все же катастрофа разразилась далеко, чуть ли не на северном побережье. А может быть, для них было куда важнее решить, кто станет новым старшиной после смерти Тиутей-хорта, и никто не желал покидать столицу в столь важный момент ради спасения от гибели всего лишь десятка тысяч худородных сир-тя.
На четвертый день преследования отряды воеводы Егорова вышли на обширное поле, вырубленное совсем недавно казаками вокруг новой твердыни – и ради леса, и дабы место для прицельной стрельбы расчистить. В самом сердце этого простора, в развалинах побежденного острога, оказались зажаты под прицелами кулеврин и пищалей последние пять тысяч воинов, что остались от, казалось, непобедимой армии, – голодные и отчаявшиеся.
Самым ужасным для сир-тя было то, что с ними никто не собирался сражаться. Им просто не давали покинуть твердыню. Ту самую, ради захвата которой они сюда и пришли.
Иван Егоров и Матвей Серьга крепко обнялись возле бревен волока, похлопали друг друга по плечам, спине, внимательно осмотрели.
– Как, цел? – первым поинтересовался воевода. – Люди твои как?
– Кто в остроге был, тяжко пришлось, – перекрестился казак, – упокой Господь их душу. Многие полегли, многие. Увечных много, посеченных. Ну а кто из леса прикрывал – тех бог миловал, обошлось. А ты как?
– Побегали изрядно, зато битых мало, – рассмеялся Егоров. – Митаюки своей хитрющей поклон от всех нас передай. От живых. Кабы не она, дрались бы ныне лоб в лоб, до последней капли крови острог сей от ворога обороняя. Сколько животов отдали бы, страшно подумать! И ведь колдуны здешние главные ушли бы живы и здоровы при любом раскладе, это и к бабке не ходи! В общем, благодарность общая наша жене твоей. Она у тебя, Матвей, умница.
– Баба-умница дома сидит, – втиснулся в разговор невесть откуда взявшийся Енко Малныче, – а пред нами путь открытый до самого Дан-Хаяра! – Колдун махнул в сторону просеки. – Идти туда надобно да покончить с Великим Седээм, чтобы и следа не осталося!
– Четверо ден боев непрерывных, Енко, а до того еще и переход тяжеленный, – охладил его пыл воевода. – Люди выдохлись. Им нужно отдохнуть.
Бродяга широко и довольно оскалился. Енко Малныче не был бы знатным родовым чародеем, если бы не уловил в словах белокожего иноземца весь огромный букет смыслов, вложенных в одно слово. Тут было и поспать-поесть, тут было и повеселиться, тут было и пограбить-покуражиться. Все, что оправдывало для заглянувших в глаза смерти мужчин выбранную ими кровавую работу.