Государственная дума приняла данное сообщение как вызов. С ее трибуны все чаще раздавались призывы к смещению действующего правительства. 4 июля на внеочередном заседании депутаты приняли обращение к населению страны. Они заявили о том, что действующая дума не отступит от принятого решения о принудительном отчуждении частных земельных владений, несмотря на реакцию Государственного совета. Она отклонит все предложения, не согласованные с этим решением.
Таким вот образом Государственная дума окончательно дискредитировала себя. Кадеты поняли, что данное постановление дает повод для роспуска думы, и смягчили его. Но и этот вариант не мог быть принят государем.
Для обсуждения вопроса по первой Государственной думе император пригласил во дворец председателя Совета министров и министра внутренних дел.
Иван Логгинович Горемыкин и Петр Аркадьевич Столыпин прибыли в назначенное время.
Совещание проходило в рабочем кабинете императора.
– Считаю, что дальше мириться с ситуацией, созданной Государственной думой, нельзя, – проговорил Николай. – Депутаты явно пытаются перехватить власть. Почти все инициативы правительства отклоняются, что создает опасный прецедент. За время работы думы возобновили свою деятельность печатные издания, пропагандирующие идеи революции. Предложения императора игнорируются. Депутаты едва ли не на каждом заседании требуют отправить в отставку то одного министра, то другого. В деревнях вновь происходят волнения из-за того, что дума сознательно запутала ситуацию по вопросу о земле. Более того, депутаты затребовали отчетность от министерств, даже тех, которые подчинены мне лично, поставили вопрос об упразднении Государственного совета – опоры власти. Они проводят решения об изменении статей расходов бюджета. – Император взглянул на Горемыкина: – А вы, Иван Логгинович, отчего-то проявляете непонятную уступчивость. Скажите, почему, вопреки настояниям министерства финансов, вы согласились на снижение расходов средств для помощи голодающим более чем в три раза?
– Но, ваше величество, такое сокращение утвердил Государственный совет.
– А вы не являетесь его членом, выступили против пассивной политики Государственного совета?
– Нет, ваше величество.
– Если не выступили вы, председатель правительства, то что было ждать от других? Впрочем, здесь и моя вина. – Николай повернулся к Столыпину: – А что вы скажете по обсуждаемому вопросу?
Петр Аркадьевич хотел подняться, но император жестом усадил его обратно в кресло.
– Не надо вставать, говорите так.
– Я, ваше величество, всегда полагал, что власть может считаться реальной только тогда, когда она жестко защищает свои позиции. Я никогда не скрывал, что являюсь противником парламентаризма. Есть Государственный совет, который вполне в состоянии решать вопросы управления. Вы, государь, посчитали иначе. Это ваше право. Мое мнение о думе негативно. Вместо реальной законодательной работы она занимается всем, чем угодно. За короткий срок эта контора превратилась в очаг внутреннего сопротивления власти монарха. Один только пример, если позволите…
– Конечно, Петр Аркадьевич. Для этого я и пригласил вас сюда.
– События в Белостоке.
– Вы о погромах?
– Да. Я разбирался с этим делом. Белосток – город с преимущественно еврейским населением. Первого июня кто-то – я уверен, что это был обычный провокатор – несколько раз выстрелил в католиков, шедших в костел. Тут же начался погром, сопровождавшийся открытой жестокостью. За два дня было убито более семидесяти евреев, ранено около восьмидесяти, католиков, соответственно – семь и восемнадцать. Войска, вызванные для наведения порядка, справились со своими обязанностями, но офицеров обвинили в соучастии в погроме. Им, видите ли, пришлось вступать в перестрелку с силами еврейской самообороны, в ходе которой никто не погиб и не был ранен. Министерство внутренних дел, естественно, тут же начало расследование. Но и Государственная дума в стороне не осталась, отправила в Белосток трех или четырех депутатов. Ладно, пусть будет расследование. В общем-то, вроде на пользу. Но что оказалось? Депутаты общались только с потерпевшими и то так, на скорую руку, а вернулись с громким докладом. Ссылаясь на показания пострадавших, которые, естественно, запротоколированы не были, они утверждали, что погром был организован не провокаторами одной из революционных партий, о чем мы получили доказательства, а правительством. Это же надо додуматься до такого! Правительство организует погром! Но дальше еще интересней. Один из депутатов, побывавший в Белостоке, заявил с трибуны, что солдаты боялись идти против самообороны. Он подчеркнул, что русские войска привыкли бегать от противника. Этому научила их бездарно проигранная война с Японией.
– Наглая ложь и беспредельный цинизм! – воскликнул император.
– Точно так, ваше величество. Но оратору аплодировал весь зал. На противоречия в отчете комиссии и в докладе депутата, входившего в нее, никто не обратил ни малейшего внимания. Главное, что в очередной раз удалось обвинить власть, подло ужалить ее. В этом, по-моему, вся суть настоящей Государственной думы. Именно она, на мой взгляд, сейчас является базой для усиления революционных настроений.
– Каково ваше предложение, Петр Аркадьевич?
– Надо разогнать эту думу. И чем быстрее, тем лучше. В дальнейшем ответственней подходить к подбору кандидатов, чтобы в законодательное собрание не могли попасть разного рода негодяи и предатели.
Николай улыбнулся:
– Вы в своем репертуаре, Петр Аркадьевич.
Слово взял Горемыкин:
– Я бы не советовал сейчас нагнетать обстановку, поддаваться эмоциям. В конце концов, с депутатами можно договориться.
– О том, чтобы дума прекратила противостояние с правительством? – уточнил Столыпин.
– И об этом в том числе.
– Да как вы не понимаете, Иван Логгинович, что сам факт переговоров будет воспринят думцами как слабость? Они тут же ужесточат требования и разнесут по всей России весть о своем могуществе. Получится, что власть спасовала перед ними. Этого допустить нельзя ни в коем случае. Разогнать их следует, а не вести ненужные и опасные переговоры.
– Это может всколыхнуть общество, – не сдавался Горемыкин.
– Нам и без того придется прикладывать усилия, чтобы устранить последствия работы этой думы. Но если наводить порядок, то быстро и в меру жестко.
Председатель Совета министров пожал плечами:
– Возможно, вы и правы, Петр Аркадьевич. Но прошу учесть, ваше величество, что я придерживаюсь другого мнения. Оно вам известно.
– Я услышал вас, Иван Логгинович, но в воскресенье подпишу манифест о роспуске первой Государственной думы.
– Как бы это не вызвало крупных волнений в столице, ваше величество, – проговорил Горемыкин. – Таких, к подавлению которых уважаемому Петру Аркадьевичу придется привлечь все полицейские силы. Да и тех может оказаться недостаточно.