Настал день похорон Ефрема Рыбанова.
С утра в Ютешу пришел священник. Пока он отпевал усопшего, возле дома собрались все селяне. Ровно в полдень мужики вынесли гроб и поставили его у дома для прощания. Бабы заголосили. Затем похоронная процессия двинулась к кладбищу.
Деревенский люд остался у входа. Далее проследовала только родня да мужики, несшие гроб. Они установили его возле могилы, чтобы близкие простились с покойным.
Сыновья подвели к гробу Анну. Она едва держалась на ногах, поцеловала мужа. После нее это сделали сыновья Глеб и Алексей, дочь Зоя.
Мужики опустили гроб в могилу. Анна и дети бросили на крышку горсти земли, за ними то же самое проделали родственники со словами. В яму полетели мелкие монеты. По народному поверью, деньги, положенные в гроб или брошенные в могилу, предназначались для оплаты перехода через огненную реку, ограждающую рай.
Мужики засыпали могилу, соорудили над ней невысокий бугорок. Глеб угостил их. Затем помянули покойного и родственники. Они выпили за помин души, закусили, остатки пищи разбросали на могиле для птиц, в которых вселялись души умерших людей. У ворот кладбища Анна, Глеб, Алексей и Зоя раздали сельчанам пироги, детям – сладости.
Похороны в России всегда завершались поминками. Вернувшись с кладбища, Глеб на правах старшего сына усопшего пригласил односельчан к столу, выставленному у дома. Он разместил за ним первый десяток приглашенных и сам помянул отца.
Потом Глеб вынес из дома полотенце и повесил его на углу у окна. Оно должно было оставаться там в течение сорока дней. Полотенце предназначалось для души умершего Ефрема, которая, по поверьям, сорок дней ходит по своим местам, прилетает к дому и вытирается.
Поминки шли своим ходом. Сельчане, почтившие память покойного, вставали из-за стола. Их места занимали другие люди.
Глеб подошел к священнику, собравшемуся в Сарду.
– Батюшка, погодите!
Отец Димитрий повернулся к старшему сыну покойного.
– Слушаю тебя, Глеб.
– Известно, отче, что молитва облегчает участь грешной души за гробом, помогает ей избежать адских мучений.
– Это так, Глеб. Потому молитесь.
– Будем молиться и неуклонно соблюдать обряды. Никакого дела не начнется без молитвы.
– Правильно. Ты, я вижу, желаешь заказать сорокоуст – обедню с поминанием усопшего в продолжение шести недель?
– Да, отче.
– Зайди в церковь. Имя твоего отца будет внесено в годовое поминовение.
– Я так и сделаю, отче! Может быть, попросить кого отвезти вас домой?
– Не стоит, Глеб! Погода, слава Господу нашему, хорошая, путь недолгий, дойду.
– Благослови, отче.
Отец Димитрий перекрестил Глеба и пошел по улице.
– Ванька, поди сюда! – подозвал к себе старший Рыбанов соседского мальчишку.
– Чего, дядя Глеб?
– На тебе сахарку.
– Спасибо.
– И позови сюда брата моего, дядьку Алексея, ладно?
– Ладно. А где он?
– У поминального стола.
– Угу, я быстро.
Вскоре Алексей подошел к брату, весь какой-то испуганный, настороженный.
– Звал, Глеб?
– Звал. Ты вот что, брат. Сам в дом отца приходи, но Катьки твоей с дитем чтобы тут не было. Чужие они нам. Понял?
Алексей посмотрел на Глеба и спросил:
– А твоя семья, значит, матери нашей не чужая?
– Смотрю, осмелел ты в речах.
– А ты вдарь. Ну!.. Не в первый раз. Я же слабак, а ты сильный. У меня прав никаких. Они только у тебя.
– Не нарывайся, Лешка!
– И ты не нарывайся. А с кем мне в дом родительский ходить, одному или с семьей, решать не тебе.
– Ну, гляди, я предупредил.
– Да иди ты!..
Алексей повернулся и пошел к своей избе.
Вечером пришла Ольга, сняла повязки, осмотрела тело Екатерины и сказала:
– Ну, слава богу, раны заживают. Давай-ка встань.
Екатерина приподнялась, присела на край постели, резко выдохнула, встала и пошатнулась.
Ольга удержала ее и спросила:
– Что, голова кружится? Постой, привыкни. Все пройдет.
– Да, проходит.
– А ну-ка иди ко мне.
Екатерина сделала шаг, второй, улыбнулась:
– Хожу!
– Конечно! А чего не ходить, коль ноги целы. Вот попьешь еще отвара, окрепнешь. Теперь тебе больше ходить надо. Молоко не пропало?
– Нет. Недавно кормила Федьку.
Ольга взглянула на Алексея и осведомилась:
– Муж помогает?
– Мне его помощи не надо. Сама как-нибудь управлюсь.
– Это ты, Катька, из головы выкинь. Вы пред Богом муж и жена. Алексей покаялся, значит, ты должна простить его и жить дальше. Если не в любви, то хоть в согласии.
Екатерина промолчала, присела на скамью и спросила:
– Может, мне попариться в печи?
В большинстве крестьянских семей сохранилась такая вот древняя традиция. Печь протапливали, выметали, стелили солому и залезали внутрь. Там стоял жар, и нагревалась вода.
– Нет, рано, – ответила Ольга. – А то раны откроются. Обмойся, но в печь не лезь. И ходи побольше. – Знахарка строго взглянула на Алексея и добавила: – А ты, муж, помогай жене во всем.
– Так я, конечно, подмогу.
– Ну и ладно. Больше мне здесь делать нечего.
– Как мне отблагодарить тебя, Ольга? – спросил Алексей.
– Свои люди – сочтемся. Живите в мире.
Ольга ушла, Екатерина взяла сына на руки, прижала к груди.
– Никому тебя не отдам, милочек ты мой.
Она покормила ребенка, передала его Алексею и сказала, чтобы он положил младенца в зыбку. Потом женщина легла на полати, а мужу указала на лавку.
– Может, я с тобой, Катя? – спросил он с надеждой.
– Забудь про то, – резко ответила Екатерина.
Как это ни странно, но в деревне никто, кроме Грудовых, Ильи Колбина и старосты Кирьяна, так и не узнал о том, что Алексей Рыбанов зверски избил свою жену. Спустя неделю Екатерина уже занималась хозяйством. Муж работал в поле. Вдова Анна пыталась свести сыновей, но Глеб ни в какую не желал мириться. Впрочем, открытой вражды между ними не было.
Крестьяне закончили полевые работы, взялись за огороды. Жизнь в Ютеше протекала спокойно, мирно.
Так продолжалось до 17 мая, когда деревню облетела весть о том, что ночью тайно бежала из дома Екатерина, жена Алексея Рыбанова. Она забрала с собой свой нехитрый скарб и сына Федора.