Мансур не мог более верить ей, он должен был, скорее, бояться ее.
Однако он сам не мог участвовать во внезапном исчезновении пророчицы, точно так же, как и в доме софта не должно было ничего случиться. Сирру нужно было выманить оттуда. И Мансур решил использовать грека.
– Есть только два средства, могущие спасти тебя от последствия доноса: бежать или помешать пророчице обвинить тебя, – сказал он с важным видом, – или ты избежишь наказания, или воспрепятствуешь приговору; последнее средство, если оно только возможно для тебя, бесспорно лучше. Если не случится повторное обвинение и пророчица не потребует твоего наказания, то и никакого суда не будет для тебя.
– Прости мне один вопрос, могущественный и мудрый Баба-Мансур, – сказал грек после короткого раздумья, – не состоит ли пророчица под твоим покровительством?
– Под таким же покровительством, как и все прочие верующие.
– Ты трогал ее – из плоти ли и крови она?
– Как все прочие люди.
– Я сперва думал, что она дух, призрак! Потом говорили, будто бы она чудо!
– Доказано, что она каким-то, до сих пор необъяснимым, образом была исторгнута из могилы, в которую ты сам опустил ее.
– Да, я сам, мудрый и могущественный шейх. Она была мертвая, ничего другого я не могу сказать.
– Однако, должно быть, жизнь еще была в ней.
– Это превышает мое понимание! Довольно того, что она жива. Ты сказал мне, что она не находится под твоим покровительством, благодарю тебя за твой совет и помощь.
– Она открыто обвиняет тебя в трех преступлениях и пригласила к себе на завтра кади, – сказал Мансур. – Она утверждает, что ты поджег дом Сади-бея.
Мансур-эфенди следил взглядом за действием его слов на грека и делал паузу после каждого обвинения.
Лаццаро позеленел, он очень хорошо знал, какое наказание ждало его, если бы дело дошло до расследования.
– Она утверждает далее, что ты умертвил сына толкователя Корана Альманзора!
– По твоему поручению, могущественный и мудрый Баба-Мансур, по твоему повелению!
Мансур внезапно привскочил с места.
– Что говорит твой язык! – с гневом воскликнул он. – По моему приказанию? Я давал тебе поручение?
– Не поручение, нет, не сердись на меня за неверное слово, но мне казалось, тогда я понял, что…
– Тебе казалось, ты понял! – гневно перебил его Мансур. – Удержи свой язык! Повторение подобных слов не может вторично пройти тебе безнаказанно!
– Смилуйся, мудрый и могущественный Баба-Мансур!
– Пророчица утверждает, в-третьих, что ты пытался умертвить ее, чтобы заставить ее молчать, что ты изувечил ее, отрубил у нее руку и что ты заживо похоронил ее.
– Если бы ты мне только дал волю, владыка, над всеми владыками, я сумел бы устранить пророчицу без шума и не возбудив ничьего внимания, – сказал Лаццаро.
– Как ты это сделаешь?
– Обещаю тебе, что пророчица сама оставит дом софта! Обещаю тебе привести ее сюда в развалины, – отвечал грек.
– Будет ли она в доме софта или здесь в развалинах, для меня все равно, только бы ты избегнул всякого наказания.
– Я имею твое дозволение, мудрый и могущественный Баба-Мансур, для меня достаточно этого.
– Я отказываюсь от всякого участия в том деле, иначе ты, в конце концов, опять скажешь, что действовал по моему поручению, – сказал Мансур-эфенди. – Не плати вторично за мою доброту подобной неблагодарностью! Ступай!
Лаццаро встал с ковра, на котором он стоял на коленях.
– Хвала и слава тебе, мудрый и могущественный Шейх! – воскликнул он и затем оставил комнату совета и Башню мудрецов.
Несколько минут он простоял в раздумье на улице – стемнело, он должен был действовать в этот же вечер, завтра могло быть уже слишком поздно. Слова Мансура лучше всего доказали ему, как велика была для него опасность.
Лаццаро подумал и, спустя немного времени, казалось, определил план действий, это подтверждала его дьявольская улыбка и дикий блеск его страшных глаз.
– Пусть будет так, – пробормотал он про себя. – Главное дело в том, что я должен только в крайнем случае прихватить ее с собой – меня пугает этот Черный гном, я боюсь Сирры! Лучше всего на этот раз увидеть ее мертвой, и настолько мертвой, чтобы она более не воскресла. Вернее всего использовать огонь.
Лаццаро оставил развалины Кадри и направился к предместью Скутари. Затем он подошел в темноте к дому, где жила старая Ганифа, прежняя служанка прекрасной Реции, дочери Альманзора.
В доме было тихо и темно.
Вероятно, старая служанка уже легла спать.
Он постучал внизу, и вслед за тем кто-то вышел на маленький, наподобие балкона, выступ дома.
– Кто там внизу? – спросил женский голос.
– Потише! У меня есть для тебя известие.
– Известие для меня? Посмотрим. От кого же?
– Не ты ли старая служанка Ганифа?
– Это я. А ты кто?
– Я принес тебе важное известие.
– Говори же, что бы это могло быть.
– Знаешь ли ты Черную Сирру?
– Дочь старой толковательницы снов?
– Чудо в доме софта!
– Знаю ли я Сирру? Конечно!
– Ты должна приказать Сирре в эту же ночь отправиться к воротам Скутари, Ганифа.
– Кто приказывает это? Кто посылает тебя?
– Реция, дочь Альманзора.
Вверху, на балконе, внезапно стало тихо.
– Что же это такое? – сказала наконец старая Ганифа, снова прервав молчание. – Это странно. Как же может Реция присылать ко мне с поручением, когда она находится здесь, у меня!
– Если Реция у тебя – тогда это ошибка, – отвечал Лаццаро внизу, – тогда это была другая.
– Кто же ты, говори?
– Нарочный принца Юсуфа и Гассана-бея, которые освободили прекрасную Рецию.
– Так, так – нарочный принца и храброго бея.
– Удержи только дочь Альманзора под твоим надзором, – воскликнул грек глухим голосом, – я немедленно сообщу принцу и благородному бею, что она находится в твоем доме!
– Что же скажешь ты о чуде? – спросила Ганифа, которая была любопытна, как большинство старых одиноких женщин.
– Черная Сирра должна прийти к воротам Скутари.
– Я сообщу ей немедленно, раз я знаю, что ты слуга храброго Гассана-бея, – вызвалась старая служанка.
– Найдешь ли ты так поздно дорогу к Сирре?
– Об этом не беспокойся.
– Она должна поскорей прийти к воротам, и так, чтобы стража в доме не заметила ее ухода.