– Так ему отказано? – вскричала Эсма, сильно удивленная этой неожиданной отставкой Лаццаро, который столько времени повелевал остальными слугами и служанками.
– Да. Пусть он не осмеливается более показываться мне на глаза! – сказала Рошана. – Двери моего дома заперты для него! Пойдем, Сади-паша, проводи меня до кареты.
Отличия, выпавшие на долю молодому паше, ясно показывали всем, что принцесса любила его и не хотела долее скрывать своего намерения отдать ему свою руку. Прислуга тотчас же смекнула, что отставка грека, этого столько времени полновластного слуги, ненавистного всем, была сделана по внушению молодого паши, и все были ему за это очень благодарны. Вообще вся прислуга Рошаны очень полюбила Сади и радовалась его браку с их госпожой.
Рошана поехала в развалины и отправилась в Башню мудрецов, в залу совета, где она уже не раз бывала.
В ту самую минуту, как она намеревалась войти в галерею башни, грек собирался уже уходить. Увидя принцессу, он поспешно шмыгнул в сторону и встал в тени, желая остаться незамеченным.
Но Рошана заметила и узнала его. Теперь она сама убедилась, что Сади говорил правду. Не удостоив его ни одним словом, она прошла мимо, бросив на него взгляд глубочайшего презрения, чтобы дать ему понять, что она его узнала, несмотря на темноту галереи. Лаццаро, видя, что его узнали, хотел что-то сказать в свое оправдание, но это не удалось.
О принцессе уже доложили, и привратник распахнул перед ней двери в круглую залу, где были Шейх-уль-Ислам и Гамид-кади.
Рошана была встречена холодным, проницательным взглядом Мансура, но не такова была она, чтобы испугаться подобных взглядов! Вся фигура Мансура-эфенди доказывала, что здесь сейчас что-то произошло, что доклад был уже сделан.
– Что это значит? – начала принцесса с гордо поднятой головой. – Нуждаясь в своем слуге, я должна отыскивать его в Башне мудрецов? Меня очень удивляет, что вы пользуетесь моим слугой для того, чтобы шпионить за мной!
– Мы удивлены твоим словам, светлейшая принцесса, – отвечал Мансур, пожимая плечами. – Мы ничего не знаем о том, о чем ты говоришь нам в порыве гнева.
– Это дурно рекомендует тебя и твое дело и не делает чести твоему сану, великий муфтий, – ты прибегаешь ко лжи! – воскликнула принцесса.
Мансур-эфенди вздрогнул, как бы ужаленный змеей.
– С каких пор прибегает принцесса к подобным выражениям и обвинениям! – воскликнул он. – Это грозит ей не быть больше принятой в этом месте.
– Я больше и сама не побеспокою вас своим посещением: в последний раз видите вы меня здесь! – гордо отвечала принцесса.
– Значит, ты пришла объявить нам разрыв?
– Вы сами вызвали его, с той самой минуты, как осмелились подкупить моего слугу. Я не за тем пришла, чтобы что-нибудь объявлять вам, на это у меня есть слуги. Мою благосклонность вы употребили во зло. Я пришла узнать от вас о местопребывании пророчицы!
– Речь твоя, светлейшая принцесса, так изменилась со вчерашнего празднества, что ты должна извинить нас, если мы не совсем понимаем ее! – отвечал Мансур-эфенди резким тоном. – Говорят, тебе не удалось намерение сочетаться браком с молодым пашой, который своим быстрым возвышением обязан твоей благосклонности, отсюда понятно твое раздражение, однако ж…
– Замолчи! – перебила Рошана Мансура. – Это ложь! А Шейх-уль-Ислам, раз заслуживший подобный упрек, не может долее оставаться на своем высоком посту. Я открыто обвиняю тебя во лжи, и это погубит тебя, дерзкий! Молодой паша, о котором ты говоришь, ничем мне не обязан. Он слишком благороден, чтобы принять награду, им не заслуженную! Это редкий пример в нашем государстве, и желательно было бы, чтобы он нашел себе многих подражателей. Я еще не кончила! – повелительно воскликнула принцесса, когда Мансур хотел возразить ей. – Подожди, пока я тебе позволю отвечать! Я требую, чтобы ты сказал, где находится Сирра-пророчица! Если ты откажешься открыть мне ее местопребывание, это будет доказательством твоего страха и вины, великий муфтий: если бы ты не боялся показаний пророчицы, тебе ни к чему было бы скрывать ее местопребывание. Отвечай мне теперь!
Мансур-эфенди дрожал от злобы; никто еще никогда не осмеливался обращаться к нему с подобными словами! Он, которого боялись все, даже султан и великий визирь, стоял теперь перед женщиной, называвшей его лжецом!
– Если я никому не говорю о местопребывании этой личности, виновной в гнусном обмане, на то моя воля – и воля эта непреклонная! – отвечал он дрожащим голосом. – Впрочем, за этими сведениями я должен посылать всех к мудрому и справедливому кади Стамбула и Скутари, – продолжал он, указывая на Гамида. – Эта девушка, допускавшая называть себя чудом, подлежит его суду и вполне зависит от его воли.
– Я спрашиваю вас обоих, вы ведь действуете заодно: назовете ли вы мне место, куда вы заключили пророчицу?
– Я не вижу никакого основания исполнить твое требование, светлейшая принцесса, – отвечал Гамид-кади.
– Так вы не дадите мне никакого объяснения?
– Никакого! – сказали в один голос Мансур и Гамид.
– Так другой потребует его у вас! – грозно воскликнула принцесса, при этом насмешливая улыбка скользнула по губам Мансура. – Бойтесь меня: теперь я ваша противница.
И с этими словами она отвернулась от них и направилась к выходу.
Был уже вечер, когда она оставила Башню мудрецов. Вышедши из развалин, она увидела старого полунагого укротителя змей, который стоял на дороге у дерева и просил милостыню.
Увидя принцессу, он сложил на груди свои худощавые руки и опустился на колени.
Рошана бросила ему несколько монет и при этом ясно расслышала слова, которые успел шепнуть ей старик;
– О принцесса, не ищи Сирру здесь, она у палача-черкеса Будимира!
Удивленная принцесса только хотела обратиться с вопросом к старику, как вдруг возле своей кареты заметила Лаццаро. Тут она сразу поняла, что присутствие ее слуги побудило старика так тихо произнести свое таинственное известие.
Она быстро подошла к карете, и Лаццаро открыл дверцы.
Он стоял у кареты в смиренной, раболепной позе, ожидая принцессу.
– Что тебе здесь надо? – спросила Рошана в сильном негодовании.
– Твоей милости, высокая повелительница! Сжалься надо мной, выслушай меня! – отвечал грек и бросился на колени.
– Прочь с глаз моих, негодяй! – закричала на него принцесса.
– Прости, выслушай меня! Смилуйся, светлейшая принцесса!
– Для тебя у меня нет более снисхождения! Не теряй слов понапрасну. Двери моего дворца заперты для тебя. Никогда более не пытайся проникнуть ко мне, не то мои слуги плетью прогонят тебя, изменник!
И, отвернувшись от него, она поспешно вошла в карету.
Лаццаро поднялся и отскочил назад, страшно сверкнув глазами.