В невыразимом волнении вернулась она поздно ночью в свою хижину, где ее с нетерпением ждали Гафиз и Реция.
На пороге она споткнулась: бешенство и досада не давали ей ничего видеть.
– Вот тебе и раз! – вскричала она. – Все кончено! Все погибло! Твой Сади-паша!..
– Что же такое случилось? – в смертельном страхе спросила Реция.
– Вот что случилось! В эту ночь твой Сади празднует свою помолвку с принцессой!
– С принцессой? Так это правда? – беззвучным голосом произнесла Реция.
– Какое ему теперь дело до тебя? – продолжала старая Макусса. – Он более и не думает о тебе. Вы с сыном теперь вольные пташки.
Реция, рыдая, закрыла лицо руками.
– Кто же сказал тебе это? – спросил Гафиз, которому скорбь Реции глубоко проникала в сердце.
– Кто мне сказал? Люди, знающие это! – злобно вскричала старая Макусса. – Ты, может быть, думаешь, что я сама выдумала все это?
– Сохрани Боже! – успокаивал Гафиз свою расходившуюся супругу. – Я только спрашиваю, кто тебе это сказал?
– Дворцовый караул. Но, не довольствуясь этим, я еще спросила у людей, стоявших перед дворцом. Там была одна женщина, сестра которой во дворце кое-что значит. Как же ей было не знать этого. И она подтвердила мне то же самое. Они давно уже помолвлены, потому-то он и не заботился о Реции и ребенке. Он давно домогается брака с принцессой, и та, должно быть, до безумия любит красивого молодого офицера.
Гафиз молчал.
Бедная Реция вернулась в соседнюю комнату к своему мальчику, там она легла на жесткую соломенную постель и заплакала в отчаянии. У нее никого теперь не было: одинокая, покинутая, она погибла, и никакой надежды на счастье не было больше в ее сердце.
Ее единственное сокровище, наследник Сади, любившего другую, был сын. Не ведая ни горя, ни страданий, он безмятежно спал возле плачущей матери.
Всю ночь Реция не могла сомкнуть глаз. Настало утро, а она все еще не спала, все еще струились слезы по ее бледным, исхудалым щекам.
Но вот одна мысль внезапно овладела ею: она быстро вскочила с места, ей хотелось самой убедиться во всем. Она хотела сама услышать то, чему все еще не верила и чего не могла себе даже представить. Она сейчас же решилась идти к Сади и спросить его, правда ли, что он хотел покинуть и отвергнуть ее? Проворно оделась она, закутала ребенка и вместе с ним оставила хижину старого Гафиза. Она отправилась в город. Старая Макусса сказала ей, где жил Сади-паша.
Солнце высоко поднялось на небе, когда она дошла до ворот Скутари. Когда же она с тревожно бьющимся сердцем вошла в квартиру Сади, был уже полдень, так далек был путь. Она задыхалась от волнения: одна минута должна была решить все.
Навстречу ей вышел слуга.
Дрожащим голосом в бессвязных словах спросила она о Сади-паше.
– Его сиятельства благородного Сади-паши нет дома, – отвечал слуга.
– Мне надо его видеть, – просила Реция.
– Благородный Сади-паша отправился во дворец светлейшей принцессы, и неизвестно, когда его сиятельство вернется оттуда.
– Во дворец принцессы Рошаны? – спросила Реция, едва владея собой.
– Ну да, мой господин женится на принцессе, – подтвердил слуга.
Реция должна была собрать все свои силы, чтобы не выдать своей слабости перед слугами и от потрясения не лишиться чувств, чтобы громко не вскрикнуть от скорби и отчаяния: она чувствовала, что все погибло.
Слуга не заботился о бедной матери и покоящемся на руках ее ребенке и удалился, оставив ее одну.
Сердце ее разрывалось на части, она задыхалась, ей казалось, будто пол колеблется у нее под ногами.
– Возможно ли это? – спрашивала она себя, выходя, шатаясь от горя, из его квартиры. – Неужели это правда? Неужели Сади забыл свои клятвы?
Но она все еще сомневалась в возможности его измены! И снова разрывалось ее сердце от скорби, лишь только вспоминала она слова старой Макуссы и слуги.
Ее тоска, любовь и верность – неужели все было напрасно? А ее дитя, которое так безмятежно лежало теперь у нее на груди, залог их любви, неужели и оно должно быть покинуто, должно погибнуть?
Погруженная в свои грустные мысли, Реция незаметно подошла к хижине старого Гафиза. Был теплый день, он сидел за работой у открытой двери. Там стояла и старая Макусса и, вероятно, ждала ее.
Реция сама не знала, как добралась до их хижины, не знала, что с нею будет: она была в отчаянии.
Гафиз не спрашивал ничего, он только взглянул на Рецию – и угадал все. Другое дело Макусса.
– Что, убедилась ты теперь? – спросила она вошедшую Рецию. – Иначе и быть не могло, он бросил тебя! Как быть теперь?
– Да, как теперь быть? – механически повторила за нею Реция и забилась с ребенком в угол, бесцельно глядя на окружающее.
На другой же день жадная Макусса дала ей понять, что она ей в тягость, ведь она более уже не могла рассчитывать на награду. Гафиз, напротив, старался своим ласковым обращением с Рецией загладить грубые выходки своей жены и ночью упрекал за это старуху.
– Что нам с нею делать? – злобно возражала ему Макусса. – Чем нам кормить ее, когда мы сами едва можем достать себе кусок хлеба?
– По крайней мере, не будь так груба с нею.
– Груба или нет, все же мы не можем держать ее у себя!
– Завтра работа будет готова, ты отнесешь ее в город, вот у нас и будут деньги!
– Она ведь красивая женщина и всегда может найти себе другого, чего же она, глупая, так горюет о паше, который вовсе и не думает о ней! – сказала Макусса.
Реция не спала и из соседней комнаты слышала каждое слово, она была в тягость старикам, они хотели избавиться от нее и ее ребенка.
Что было ей делать? Куда деваться с мальчиком, который так безмятежно спал теперь у нее на руках?
На следующее утро старая Макусса отправилась в город продать работу мужа и с вырученными за нее пиастрами вернулась к вечеру в свою хижину.
Должно быть, она выведала что-то новенькое: это видно было по ее многозначительному виду.
Поговорив с мужем о работе, она обратилась к Реции, которая, удрученная, молча сидела в отдалении.
– У меня есть кое-что и для тебя, – сказала она. – Долго ли будешь ты тут плакать и сокрушаться? Красота проходит, нет ничего хуже тайной скорби; она сушит человека, вызывает седину в волосах, морщины на лице и преждевременно старит его. Какая польза тебе плакать и сокрушаться? Ведь изменить ничего нельзя. Ты должна на что-нибудь решиться. Разве ты не молода и не прекрасна? Зачем же тебе приходить в: отчаяние? Тебя ожидает лучшая жизнь, ты можешь быть так счастлива, как никто.
Реция унылым взглядом посмотрела на старую Макуссу.