– Позови ее!
Слуга удалился и вскоре вернулся со старухой, бывшей надсмотрщицей за гаремом Сади-паши.
– Вот старик дервиш, – сказал слуга, указывая на Лаццаро.
– Отведи меня к своей госпоже, – попросил Лаццаро, – я могу помочь ей и спасти ее.
– К ней никто не может пройти, – отвечала старуха. – Греческий врач строго запретил это, поэтому я не могу ввести тебя.
– Я хочу спасти ее!
– Сегодня ей и без того лучше, – продолжала старуха, – и доктор сказал, что наша госпожа выздоровеет, если только все его предписания будут в точности исполняться.
– Наша госпожа выздоровеет! – вскричал старый слуга, радостно всплеснув руками. – Слава и благодарение Аллаху!
Это было неожиданным препятствием для Лаццаро…
– Так ты не хочешь пустить меня к ней? – еще раз спросил он.
– Я не могу взять на себя ответственность за это, – отвечала старуха.
– Знает ли Сади-паша о том, что сказал доктор? – спросил Лаццаро.
– Нет, эта радость еще предстоит ему!
Тогда Лаццаро поспешно удалился.
– Теперь я понимаю, – сказал слуга, – этому дервишу нужен был какой-нибудь подарок, и вот теперь он спешит на железную дорогу, к нашему господину, чтобы передать ему приятное известие и получить за это бакшиш.
Между тем в это самое время Сади провожал Зору, уезжавшего в этот вечер в Лондон.
– Мне кажется, – говорил Зора, – что ты тоже долго не останешься в этой неблагодарной стране, которую глупый фанатизм и недостойные правители ведут прямо к гибели. Я уезжаю потому, что мне надоело получать за мою службу одни оскорбления.
– И ты никогда более не возвратишься? – спросил Сади своего друга, прощаясь с ним.
– Не думаю, Сади, но, несмотря на это, я надеюсь снова увидеться с тобой, – отвечал Зора. – Если ты последуешь моему совету, то также уедешь. Мне кажется, ты достаточно испытал на себе неблагодарность, и боюсь, что если ты останешься, то тебе придется еще немало испытать ее. Ты сам рассказывал, что едва избежал смерти. И хотя враги подарили тебе жизнь, но это только пугает меня, и мне кажется, Гассан прав, говоря, что его и тебя ждут большие испытания, если вы не устраните людей, стоящих теперь во главе правительства.
– Я еще не отказался от мысли быть полезным моей родине, Зора, но даю тебе слово, что в тот день, когда увижу, что я здесь больше не нужен, с тяжелым сердцем, но все-таки оставлю эту страну. До тех же пор я останусь здесь…
– Да защитит тебя Аллах, – заключил Зора свой разговор и, дружески простившись с Сади, сел в вагон.
В ту минуту, как Сади хотел выйти с вокзала, к нему подошел нищенствующий дервиш, голова которого была плотно закутана в капюшон.
Сади не любил дервишей, но, подумав о нищете большинства из них, хотел бросить ему несколько мелких монет.
Лаццаро, так как это был он, быстрым взглядом убедился, что он один с Сади. Минута была удобна для мщения.
– Одно слово, паша! – попросил он, когда Сади хотел пройти мимо.
– Вот тебе! – отвечал Сади, бросая ему деньги.
– Благодарю! Я знаю, что ты добр, паша…
Сади хотелось пройти дальше.
– Еще одно слово, паша, – настойчиво просил дервиш, подходя ближе.
– Что тебе еще надо? – спросил Сади, взглянув на закутанную фигуру дервиша.
Тогда ему показалось, что в глазах подошедшего сверкнула молния, взор Сади остался как бы прикованным – он испытал на себе могущество взгляда Лаццаро.
– Важное известие, могущественный паша! – воскликнул дервиш.
– Кто ты? Твой взгляд напоминает мне взгляд грека, бывшего слугой принцессы.
– Что ты говоришь, паша, я бедный дервиш!
Тогда Сади повернулся, чтобы идти дальше…
Но в то мгновение, как он поворачивался, взгляд его невольно упал на бывшее перед ним зеркало: он увидел, что сгорбленный дервиш вдруг выпрямился, отбросил капюшон, и в его правой руке сверкнул кинжал…
В своей жажде мщения Лаццаро забыл, что Сади мог видеть в зеркале его движения.
Сади в одно мгновение обернулся и схватил грека за руку.
– Подлый предатель! Ты действительно слуга принцессы. Для чего у тебя в руках кинжал? – закричал Сади, бледный, крепко держа убийцу, который напрасно изо всех сил старался вырваться.
– Кинжал этот должен был умертвить тебя! – злобно прошипел грек, снова устремляя на Сади свой приковывающий взгляд. – Он должен был убить тебя, и то, что не удалось теперь, удастся в другой раз…
На шум сбежалось несколько служащих дорог. Сади все еще держал Лаццаро за руку, в которой был кинжал.
– Позовите кавасов! – приказал он, и несколько человек сейчас же бросились исполнять его приказание.
Грек извивался, как змея, стараясь вырваться.
– Ты не уйдешь от меня! – кричал он Сади. – Говорю тебе, что ты погибнешь! Кого Лаццаро поклялся убить, тот погибнет, не сегодня, так завтра! Ты должен умереть!
В это время явились кавасы, показывая для виду такое усердие, что могли бы обмануть человека неопытного.
Сади передал им Лаццаро с требованием предать его суду, как убийцу.
Кавасы схватили грека и пока паша был тут, по-видимому, усердно стерегли его, но Лаццаро, зная их, не беспокоился.
Передав грека кавасам, Сади возвратился домой и там скоро забыл все случившееся под впечатлением радостного известия о том, что Реции лучше и появилась небольшая надежда на выздоровление.
Между тем кавасы вывели Лаццаро с вокзала, и тут их рвение уже начало уменьшаться.
– Отведите меня к благородному Гуссейну-паше! – попросил грек. – Мне надо передать ему важное известие.
– Тебе – известие? Из-за тебя нам идти в Сераскириат? Ну нет, мы отведем тебя на ближнюю гауптвахту.
– В таком случае я должен буду там повторить мое требование, и уверяю вас, что вам может порядком достаться, если из-за вас не удастся важное дело, которого очень желает Гуссейн-паша! – сказал Лаццаро.
Кавасы вопросительно переглянулись, в словах грека могла быть правда, иначе зачем было ему требовать, чтобы его отвели в такое время к военному министру.
Тогда они решили исполнить его требование.
Было уже далеко за полночь, когда они пришли в Сераскириат.
Здесь они узнали, что Гуссейн-паша еще не возвратился, и принуждены были остаться ждать его, что привело кавасов в сильное раздражение.
– Идите спокойно. Что вам еще надо? Чего вы ждете? Вы привели меня сюда, этого довольно. Кроме того, разве вы не знаете, что вам передал меня Сади-паша?
– Да, я узнал его, – сказал стражник.