В это мгновение послышался шум приближающихся шагов и голосов.
Золотые Маски неподвижно остались на своих местах.
– Сюда! – послышался голос Лаццаро. – Мы их поймали! Хватайте их!
На площадке появился Лаццаро в сопровождении пяти солдат.
– Никто не уйдет! – продолжал грек. – Вот так удачная поимка!
Но солдаты с испугом попятились назад, они увидели Золотые Маски и, исполненные священного ужаса, отступили, вместо того чтобы следовать за греком! Никакая власть на земле не могла бы заставить их схватить эти таинственные существа.
Лаццаро не подумал о возможности такого оборота дела. Он обернулся к солдатам и увидел, что они отступают.
– Сюда! – закричал он. – Схватите этих людей! Это что такое? Или вы не солдаты, а трусы? Сюда, а не то вы будете расстреляны!
Но никакие угрозы не могли подействовать на солдат. К тому же Лаццаро не был их начальником.
Он увидел, что они оставляют его одного.
– Назад, трусливые собаки! – закричал он вне себя от ярости, видя, что солдаты уходят. – Смерть вам, подлые трусы!
Остальные солдаты, занявшие выходы из развалин, точно так же не хотели арестовывать Золотые Маски. Узнав от товарищей, кто находится в развалинах, они, не колеблясь ни минуты, решили как можно скорее оставить развалины и возвратиться в город.
Лаццаро увидел себя одного среди врагов, которых он хотел выдать…
Ярость наполнила его душу при виде бегства солдат. Что он сделал? Вместо того чтобы уничтожить Золотые Маски, он сам попался в их руки!
– Возьмите грека! – раздался голос председателя, когда Лаццаро хотел последовать за солдатами.
При виде угрожавшей опасности Лаццаро, казалось, решился отчаянно защищаться. Он выхватил из-за пояса кинжал и хотел бежать.
Но две Маски, повинуясь полученному приказанию, бесстрашно бросились к греку, злой взгляд которого как бы ошеломил одну из них.
Лаццаро воспользовался этим, кинулся на Маску и ударил ее кинжалом, но кинжал скользнул, не сделав Маске никакого вреда…
В этот момент другая Маска быстро набросила покрывало на голову греку и тем положила конец его сопротивлению.
Через мгновение Лаццаро был связан.
Это было накануне казни Гассана.
Известие об этом ужасном приговоре невыразимо опечалило Сади.
Уже два дня прошло с тех пор, как Реция исчезла бесследно, а теперь Сади получил и этот новый удар.
Мысль, что Гассан должен умереть позорной смертью, от руки палача, не давала ему покоя. Правда, вина Гассана была велика, но и убитые им были тоже преступники!
Сади твердо решил просить султана изменить приговор, а для этого сорвать маску с тех, кого султан одарил своим покровительством.
Он отправился во дворец Долма-Бахче, который новый султан выбрал для своей резиденции.
Настроение при дворе было самое неблагоприятное, были получены очень неприятные известия не только с театра войны в Сербии, но и относительно намерений России.
Эти обстоятельства привели султана в дурное расположение духа, так что он не хотел и думать о каких бы то ни было переменах в государстве.
Султан принимал Мидхата-пашу, когда ему доложили, что Сади-паша просит аудиенции.
Само собою разумеется, что новый султан не мог иметь доверия к сановниками, которые остались верными его свергнутым предшественникам. Тем менее он был расположен к Сади-паше, которому он не мог простить его разрыв с принцессой Рошаной, своей близкой родственницей.
Знай Абдул-Гамид, что произошло между Сади и принцессой, он, возможно, судил бы иначе, но теперь он думал, что бывший великий визирь оскорбил принцессу, поэтому хотя и велел принять его после ухода Мидхата, но принял очень холодно.
Сади едва заметил это, так он был удручен. Зато султан был неприятно поражен гордым видом Сади.
– Тебя освободили по приказанию моего несчастного брата, – сказал султан. – Я не хочу мешать этому, хотя мне и советовали так поступить! Ты просил аудиенции, Сади-паша, говори!
– Я пришел к вашему величеству с просьбой!
– Говори, хотя только что прощенному и не следовало бы обращаться с новой просьбой.
– Я прошу не за себя, а прошу только правосудия.
– Правосудия имеет право требовать последний из моих подданных.
– Это прекрасные слова, ваше величество!..
– Говори, в чем состоит твоя просьба, – перебил султан.
– Над великим шейхом Гассаном произнесен ужасный приговор, я пришел просить смягчения этого приговора.
– Как! Ты просишь за убийцу?
– Я прошу ваше величество только изменить приговор! Если бы все ваши слуги, и те, которые не погибли от руки Гассана, и те, что еще находятся на вашей службе, также поплатились за свою вину, тогда…
– За какую вину? – перебил султан пашу. – Ты говоришь об убийце!
– Наказанные Гассаном и их товарищи также замышляли против меня убийство!
– Против тебя?
– Да, ваше величество! – бесстрашно отвечал Сади. – Я должен был быть убитым, и меня спасло только вмешательство несчастной девушки.
– Какое обвинение! – вскричал, побледнев, Абдул-Гамид. – Докажи его!
– В тюрьме Сераскириата есть комната, в которую я был заключен, и над постелью в ней находится балдахин, опускающийся на спящего на этой постели. Балдахин душит того, кто окажется под ним. Девушка, о которой я говорил, предупредила меня!
– Это воображение, фантазии! – вскричал султан.
– Я не говорил бы об этом вашему величеству, если бы не считал своим долгом предостеречь, потому что еще не все люди, которых, я обвиняю в убийстве, погибли. Ваше величество называет мои показания фантазиями, я не стану противоречить… Но для того, чтобы вернее умертвить меня, в тюрьме был поставлен отравленный шербет, выпив только несколько капель его, я чуть было не умер.
– А кто из тех, кого ты обвиняешь, находится еще в живых?
– Мансур-эфенди и Гамид-кади, ваше величество!
– Я прикажу произвести следствие, и тебе будет оказана справедливость, – холодно сказал султан. – Не тот ли ты Сади-паша, которого одно время терпели во дворце принцессы Рошаны?
Сади почувствовал, как его стараются унизить, и понял, что его несправедливо обвиняли.
– Вашему величеству, кажется, неверно передали, в чем дело, – сказал, он. – Я никогда не посещал дворца принцессы с корыстными целями, никогда не было, чтобы меня там только «терпели»! Я обязан принцессе только одним советом, который она дала мне в начале моей карьеры! За этот совет я был очень благодарен, и было время, когда я уважал и… любил принцессу!