В Калифорнии Саша всегда была на хорошем счету в школе и всегда имела «правильных» друзей. Из какого-то протеста или из желания отомстить родителям в Аризоне она стала общаться с совсем другими учениками – неудачниками, курильщиками марихуаны, потаскушками, то есть с людьми, которые тусовались на Туркуоз-стрит, за физкультурным залом. С одной стороны, это было практично – группа, состоящая из неудачников, была менее организована, и в нее было легче войти. А с другой стороны, чисто эмоционально Саша сейчас чувствовала себя ближе к отверженным. Новоприобретенная ненависть к пай-девочкам и мальчикам изменила ее взгляды на жизнь, и сейчас девушка с презрением наблюдала за учительскими любимчиками, к которым и сама не так давно принадлежала.

Она захлопнула свой шкаф, прошла через толпу учеников на улицу и направилась в сторону физкультурного зала. Большинство учеников гасили сигареты и готовились разойтись по классам, но Шери Армстронг стояла, прислонившись к стене, и копалась в своей сумке, не проявляя ни малейшего желания идти на занятия.

Саша искала именно Шери и поэтому подошла к ней.

– Идешь на физру? – спросила она.

– Это еще зачем? – фыркнула ее подружка. – Чтобы эта лесбиянка-училка любовалась на меня, пока я переодеваюсь? Да ни за что.

Саша попыталась улыбнуться. Идея идти на занятия одной, без подружки, ей не нравилась, и, хотя она понимала, что должна торопиться, если хочет успеть на занятия, девушка заколебалась.

Она посмотрела на Шери, которая продолжала равнодушно копаться в содержимом своей сумки. Раньше Саша никогда не прогуливала занятий, но она ненавидела физподготовку, и уж если начинать, то лучше всего именно с нее.

Наконец Шери нашла то, что искала, и выудила из сумки пачку сигарет.

Прозвенел звонок, и мимо них пролетела стайка опоздавших, которые торопились в аудитории.

Шери постучала пачкой по ладони и выудила сигарету.

– Закуришь?

Саша колебалась всего секунду, а потом подошла к подруге и тоже оперлась спиной о стену зала, протягивая руку.

– Конечно, – ответила она.

II

Джулия все еще никак не могла привыкнуть к их новому дому.

Она лежала с открытыми глазами в кровати и прислушивалась к чуть слышному жужжанию электрического будильника, который стоял на столике. Больше никаких звуков в доме не было, но этот звук неправильно работающего прибора многократно усиливался общей тишиной, и Джулия таращилась в темноту, стараясь от него отключиться. Она все никак не могла привыкнуть к здешней тишине, к отсутствию транспорта и ночных звуков, поэтому чуть слышный звук будильника выводил ее из себя больше, чем какофония Южной Калифорнии.

Этот звук никак не позволял ей снова заснуть.

Звук – и то, что ее мочевой пузырь был полон.

Но она боялась встать и пройти в туалет.

Джулия почувствовала стыд. В конце концов, она же мать. Это она должна успокаивать детей и объяснять им, что монстров и привидений не существует, что мир одинаков как днем, так и ночью и что в темноте никто не прячется.

А она не может заставить поверить в это саму себя.

Джулия никак не могла понять, что в доме было такого, что так выбивало ее из колеи, что вызывало у нее в душе этот ужас, – но это существовало и не отпускало ее ни на один день с момента их прибытия. Наоборот, это ощущение становилось все сильнее. С посудой больше ничего не случалось, никаких необычных вещей не наблюдалось, но, несмотря на это, она была не в состоянии избавиться от своих ощущений и объяснить их культурным шоком или эмоциональным напряжением, как бы ни старалась.

Именно поэтому Джулия без сна лежала среди ночи, боясь пройти в туалет.

В их доме что, живут привидения?

Она возвращалась к этой мысли снова и снова.

Джулия никогда не была суеверной, и даже в существовании Бога она не была полностью уверена. Все, что находилось за пределами реального мира, было для нее сплошной теорией и относилось больше к области фантазий, чем к реальным фактам. Но это ее отношение менялось, и, хотя месяц назад она бы в это ни за что не поверила, сейчас на полном серьезе думала, что в их доме живет какой-то призрак или дух.

Дух или призрак? И она это серьезно?

Джулия вздохнула. Может быть, все это действительно от стресса?

Вечером они долго беседовали с Грегори, лежа в постели. Эти моменты были единственными, когда у них появлялась возможность на личную жизнь. Поэтому они прижимались друг к другу и обменивались мыслями и ощущениями, которые не хотели обсуждать в присутствии матери Грегори или детей.

Когда муж начал рассказывать о кафе и о том, что хочет превратить его в ночное заведение, в котором будут выступать артисты, которые раньше никогда не добирались до этого отдаленного уголка, Джулия тоже захотела чем-то заняться.

– Хочешь помочь мне с акустической системой? – спросил Грегори.

– Нет, я больше думаю о волонтерстве, – ответила она с улыбкой.

– А я думал, что ты хочешь…

– К этому я еще приду, – быстро ответила Джулия. – Мне нужно… мне нужно какое-то время на акклиматизацию.

– Волонтерство? Постой-ка… И наверняка в библиотеке.

– Или в школе у Тео, – ответила она, защищаясь.

Грегори покашлял.

– Я хочу быть дома, когда дети возвращаются из школы.

– Как хочешь, милая, – кивнул Грегори, продолжая улыбаться. Затем притянул ее поближе и поцеловал в лоб.

Подобное пренебрежение с его стороны расстроило Джулию, и она прекратила разговор, дав ему еще немного порассуждать о кафе, прежде чем они занялись любовью и заснули.

Или, скорее, заснул он.

Она все еще бодрствовала.

И теперь ей надо было в туалет.

Джулия продолжала лежать в кровати с широко открытыми глазами, прежде чем собрала достаточно мужества, чтобы встать и пройти через холл. При этом она «совершенно случайно» разбудила Грегори, чтобы он смог услышать, если что-нибудь случится. После этого прошло еще сорок пять минут, прежде чем, окончательно измученная, она погрузилась в сон.

Утром за завтраком мать Грегори говорила об ангелах.

Она рассказывала Тео и Адаму, как ее ангел-хранитель не дал ей упасть с огромного валуна в заросли кактусов, – дети между ложками овсяных хлопьев внимательно слушали ее, и было видно, что они верят каждому ее слову. Это происходило уже не в первый раз, и Джулии не очень нравилось, что в ее доме так много разговоров на религиозные темы, но она хорошо понимала, что если ее свекровь решит жить с ними, то ей придется к этому привыкнуть. Они с Грегори обменялись взглядами, и муж смиренно пожал плечами.

Да и кто она такая, чтобы иметь свое мнение? Вполне возможно, что ангелы действительно существуют. Совершенно обособленная раса, живущая на совсем другом, более высоком уровне… В это ведь верит множество людей. Но будут ли ангелы настолько заинтересованы в отдельных людях, чтобы следить за каждым их шагом? В этом не было никакой логики, но, может быть, ангелы тоже садятся в кружок и обсуждают влияние тех или иных своих поступков на людей, совсем как люди обсуждают окружающую природу и животных? Для такой высокоразвитой расы люди могут быть просто домашними животными, как низшие формы жизни, и, возможно, вмешательство ангелов в жизнь людей сродни спасению людьми лесов красного дерева или защите естественных водно-болотных угодий?