– Есть такой вопрос.
– Отвечаю: вы отнюдь не глупец, префект. И не раз проявляли себя как человек гибкого ума, способный приноровиться к положению и проявить инициативу. Именно такой офицер мне и нужен для поддержки трибуна Отона и префекта Горация. Служите им достойно.
– Я знаю, что это мой долг, господин легат.
– Не сомневаюсь в этом. Можете рассматривать это как ваш шанс на искупление.
– Искупление чего, господин? – чуть сузил глаза Катон.
– Верховный придерживается мнения, что на вас во многом лежит ответственность за то, что Каратаку удалось сбежать. Вы, безусловно, чувствуете, что это несправедливо. Может, оно и так, но важно лишь то, как к этому отнесутся в Риме. И если мы сможем выйти из положения с Каратаком в мешке и усмиренной волей врага, то всех нас ждет награда, а всякие неприглядные детали втихую забудутся. И в этом заключается ваш шанс на искупление, Катон. Я внятно изъясняюсь?
– До боли.
– Хорошо. Тогда вы все знаете, какие роли вам предстоит играть. Сейчас у меня в канцелярии займутся оформлением ваших приказов, и до конца дня вы их получите. Выходите завтра на рассвете.
Легат быстро оглядел каждого.
– Удачи, господа. Она вам понадобится.
– Что это? – спросил Катон, расстегивая застежку на шлеме и отирая пот со лба.
Он указал на свернутый папирус у себя не столе. На нем было аккуратно выписано его имя. Тракс перестал расстегивать кольчужную накидку Катона и глянул на стол.
– Это от жены трибуна Отона, господин. Ее рабыня принесла сегодня среди дня, пока вы тренировали когорту.
Катон хмыкнул. С окончанием утреннего совещания он отправился со своими людьми на плац. Обозное сопровождение едва успело войти в размеренный ритм гарнизонной жизни, а тут вдруг этот внезапный поход в земли бригантов… Были такие, кто недовольно ворчал – ворчуны находятся всегда. Катону вспомнилось, как он сам начинал свою бытность опционом при Макроне – эта постоянная мука от необходимости быть готовым к выполнению любого задания, которое могло поступить во всякую минуту. А зачастую бывало и так, что никаких заданий не давали вовсе. Теперь, когда он сам командовал когортой, о тех временах оставалось лишь с ностальгией вспоминать. Сонм обязанностей префекта означал, что праздность стала крайне редкой роскошью.
Остаток утра ушел на обзаведение транспортом: повозки для фуража, телеги для баллист, рацион для похода и, что самое насущное, кожа для починки или замены палаток, поврежденных в той буре. Запас кожи в Вирокониуме был скуден, а потому пришлось подкупить интенданта, чтобы тот выдал его людям необходимое количество, которого едва хватало. Вторая половина дня прошла в наблюдении за тренажом на плацу. Работы с батавскими рекрутами был еще непочатый край – они освоили элементарные перестроения и маневры в турмах, но все еще медленно и неуклюже реагировали на команды более сложных построений: в клин и повороты по осям флангов. Однако они были хорошими наездниками, а новому учились с огоньком. Со временем, когда дело дойдет до сражений, то краснеть за них не придется, равно как и за остальных Кровавых Воронов.
Макрон своих новых легионеров последние дни муштровал усердно, и им уже можно было доверить и движение в когорте, и перестроения. Правда, уровень владения оружием у новобранцев пока что был слабым. В бою пример должны будут подавать более опытные солдаты в отделениях: как держать строй и сдерживать натиск.
Две когорты Катон распустил уже под вечер, послав людей в казармы с приказом готовить свои походные торбы и седельные сумы. Сам он был распарен, устал. Очень хотелось пить, а еще не мешало посетить бани, чтобы расслабить мышцы перед выходом с утра из Вирокониума.
– Чего хочет Поппея Сабина?
Тракс на него не взглянул, а ответил с небольшим замешательством:
– Откуда же мне знать, господин.
– Так ты что, не читал?
– Я в грамоте не силен. Едва ли знаю несколько слов.
– Но достаточно, чтобы понять ее намерения?
– Честно говоря, я услышал кое-какие детали от ее служанки.
– Но лишь в общих чертах, – прозорливо заметил Катон, смягчаясь. Частная жизнь слуги была частью его собственной. Он поднял руки, и Тракс помог ему выбраться из кольчуги. – Так что же понадобилось жене трибуна?
– Ее муж приглашает вас на ужин после первой смены караула. Вместе с префектом Горацием и тремя старшими центурионами из легионных когорт.
От злости Катон заскрежетал зубами. Он рассчитывал закончить приготовления к походу и как следует отдохнуть в нормальной постели. А теперь придется потакать капризам аристократа-трибуна и его жены… Он чувствовал себя неловко, вспоминая ее навязчивое внимание в ночь после сражения, и не горел желанием провести еще один вечер в ее компании. Кроме того, как показывает опыт: такие вечеринки затягиваются за полночь, и времени на сон уже не остается. На мгновение возник соблазн отказаться от приглашения, но это почти наверняка значило попасть к Отону в черный список. А если следующий месяц придется состоять под его началом, то лучше не оскорблять его уже на первых порах.
Наконец через голову сползли последние ряды тяжелых колец, и Тракс взял кольчугу, бережно сложив ее вместе с остальным доспехом префекта на сундук. Катон покрутил шеей, смакуя ощущение легкости после избавления от ноши.
– Когда управишься, можешь сообщить на квартиру трибуна о моем согласии.
– Вы хотели сказать, его дом?
– Дом?
– Да, господин. Жену трибуна жилье в форте не устраивает, и она уговорила мужа снять виллу торговца шерстью на краю городка. Недалеко, в миле с небольшим отсюда.
Катон поджал губы. Похоже, трибун Отон потакает любому капризу своей супруги. Хотя нет сомнений в том, что он может себе это позволить. Можно легко представить себе богатый уклад этого отпрыска благородных кровей. Как и у большинства аристократичных семейств, у него непременно должен быть превосходный дом в Риме, а также вилла где-нибудь на тосканских холмах, где в летние месяцы можно укрыться от жары, и еще одна у моря, на плавном широком изгибе побережья от Путеоли до Помпей. Надо полагать, что Отон воспитывался лучшими учителями и наставниками, а в театрах, на играх и в цирках к его услугам всегда были лучшие места. Сейчас немного прослужит в армии, а затем ему откроется путь в сенат, и если нос окажется не замаран, то глядишь, дорастет до выгодного во всех отношениях чина губернатора провинции или командира легиона. Зависть покалывала при мысли, как перед одними жизненный путь стелется шелковой лентой, в то время как другие вынуждены выгрызать из нее зубами любой, даже самый скудный кусок.
Завистливые мысли Катон с горечью отбросил. Что ж, ладно, приглашение на ужин трибуна он примет. Но держаться там будет чопорно и жестко, с такой угрюмостью, что хозяева не рады будут, что его позвали, и уж точно никогда не позовут повторно. Удовлетворенно улыбнувшись при мысли об этом, он кинул в заплечный мешок стригил [30] и баночку с маслом, после чего отправился на встречу с Макроном в бани для солдат и офицеров гарнизона Вирокониума.