И тут меня прорубило! Мука! Чёртова мука на поддонах. Слова деда о том, что нужно глядеть в будущее на несколько лет вперёд. Предложение Даши не уходить от реки в принципе. Ибо кормит… Всё это собралось в кучу и выстрелило, наконец-то сформировав то, о чем я, наверное, подсознательно думал долгое время.
– Исаев! – с армейскими интонациями рявкнул дед.
– Здесь! Ребята, понял…
– Господи, ещё один сюрприз! – Шкипер болезненно поморщился.
– Мы должны оказаться нужными другим общинам! – выдохнул я горячо, не обращая внимания на удивлённые взгляды друзей. – Востребованы! И не поставкой остатков просроченной тушёнки и бакалеи, их на какое-то время и без нас хватит. Чем-то другим… Допустим, что на базе идеи плавмагазина мы займёмся товарной коммутацией, логистикой. На перспективу, для тех, кто понимает, что через год картина резко изменится! Найдём общины-кластеры, не желающие деградировать. Одни делают то, другие это… И всем нужна связь, обмен, новое разделение труда.
– Транспортная компания? – удивлённо сказал шкипер. – Это интересно. Только… А почему бы им самим не заняться этим делом?
– Люди. Всем будет тупо не хватать людей. Тут уж надо выбирать: картошку и пшеницу сажать в промышленных объёмах или по рекам ходить. Допустим, в сельхозобщине всего пятнадцать человек, согласитесь, это немного. Не отправишь троих мужиков на судне по реке, это сильно ослабит потенциал…
– Стоп! – решил старик, резко обрывая поток моих слов. – Отставить лекции не ко времени! Так не годится. Давайте закончим работу, а уж вечерком поговорим спокойно. Договорились?
Я кивнул.
Всё правильно, надо ещё подумать. Подровнять края.
Утро было как утро, день как день, не хуже и не лучше прошлых. Можно было смело назвать его опостылевшим… Просыпаешься, умываешься, зубья полируешь, и точно знаешь, что будет происходить через два часа, через шесть и через двенадцать. Одно и то же, каждый шаг известен заранее, как ходы в надоевшей компьютерной игре.
До кромки матёрого леса двести десять шагов, до колодца целых шестьдесят три, а до скамейки на обрывистом берегу пятьдесят четыре или сорок восемь, смотря как идти… Обалденное разнообразие. Хотите, с нулевой погрешностью угадаю меню на сегодня? Понимаете, о чём я говорю?
Единственная настоящая переменная: очередная лекция Закревской по истории освоения североенисейских земель и культуре населяющих эту территорию народов. Культпросвет идёт на «ура», замена кинотеатру и телевизору. На этом фоне в общине стремительно развивается пассивное привыкание к ситуации. Менять что-либо в устоявшемся образе жизни никто не хочет, хотя прямо об этом не говорит. Люди подобрались умные, все понимают, что менять и меняться придётся, но шагов к тому никаких. Колодец – скамья – двор… Характерно, что мы не ходим в лес. Не знаю, по причине неосознанного страха или просто действительно нет такой необходимости? Хочется верить во второе. К собственному ужасу, я заметил, что и сам не хочу ничего менять! Языком болтать готов, а отрубить и броситься в омут – нет.
Случилось самое худшее, что только могло произойти, – началось добровольное капсулирование кластера, так вот научно охарактеризовала ситуацию Даша.
Мы – капсуляторы; бляха с якорем, дожили.
* * *
Вчера мы с дедом наконец-то закончили возню с КС-100 и даже успели сделать большой испытательный круг по реке. Всё работает как часы. Осталось набить рундуки, проверить комплектность мелочовки, залить дизельным топливом две серые бочки на корме, которые пока пусты, и можно мчаться в векторе грядущих исканий.
Беда в одном: нет ни вектора, ни стремления к тем самым исканиям, – кроме громких деклараций вообще ничего нет.
Закончатся консервы? Не беда, уже приноровились бить уток и ставить заячьи силки.
К осени начнём охотиться на глухаря, Фёдорович уверяет, что набить можно много. Может, ещё один дурной лось высунет башку из чащобы.
Брусника пойдет, орехи, грибы. Будем мариновать, варить и сушить, провались они в самый ад – уже прошлогодние сушёные надоели!..
Похоже, что в Разбойном не было коров, я не уточнял – что толку, теперь уже не появятся. Неудачное тут для них место, слишком мала полянка, лугов поблизости нет. Коровам в среднем и северном течении Енисея всегда жилось несладко. Девять месяцев животные томятся в тёмном хлеву, а в короткое лето на выпасах им не было житья от бесчисленных полчищ комаров и мошки. Из огромных коровьих глаз весь летний сезон лились слёзы боли и обиды. Но это не самое страшное, нашествие комаров и оводов можно пережить, отгоняя стадо на продуваемые места. А вот нападение медведя, «специализирующегося» на убое домашней скотины, – нет. Таких мишек местные называют скотниками. Летом эти звери, атакуя несчастных бурёнок с края леса, задирали в каждой большой деревне не менее десятка коров, а в отдельные, особо голодные для хозяина тайги годы – в два раза больше. Медведь – самый страшный хищник для домашнего скота, поэтому раньше его тут били нещадно и в любое время года, за отстрел косолапого, так же, как за волка, государством выплачивалось хорошее вознаграждение.
Цинки, говоришь? Теперь говорю! Дайте два! Потому я и запретил нашим соваться в тайгу, наглые лохматые морды всё чаще появляются вблизи посёлка. Раз патронов очень мало и взять их негде, то идеология капсулирования тут же приходит на помощь: не суйся, человече, тогда и патроны не понадобятся.
Топливо для подвесного мотора закончится? А мы на вёслах, как легендарные аргонавты в старину, ещё и паруса освоим! Вместо электричества и керосиновых ламп придут лучины. Есть и другой выход: можно начать сливать из судовых танков бесценное дизтопливо и палить его в центральной дизель-электростанции с древним оборудованием, тем самым отрезая пути отхода. Зашибись вариант, ничего не скажешь!
Что-то должно было произойти. Под лежачий камень вода не течёт, а вот желающие положить под него взрывчатку всегда найдутся, особенно, если он скрывает какие-то ништяки или же просто лежит не на своём месте.
Так всё и произошло…
– Что они там встали? – нервно спросил Игорь, глядя на кромку леса и видимый кусочек лесной дороги.
– Изучают обстановку, – тихо ответил Геннадий Фёдорович. – Это Осип Каргополов, его машина.
Ага, изучают. Словно мы заведомые враги.
– Нормальненько у вас тут староверы живут, «Лендровер Дефендер» под задницей!
– Да ещё и чёрный, – поддакнул мне Потупчик.
– Староверами их лучше не называть, тогда уж лучше старообрядцами кликайте, – предупредил дед. – Они из часовенного согласия, по-другому стариковцы или кержаки. У них соборы без алтарей – часовни, оттуда и название, значится… Главный на богослужении – наставник. Он выбирается из числа наиболее грамотных и уважаемых в общине. Различные советы даёт, как духовный отец, епитимью накладывает, покаяние принимает, исправляет всё. Он же благословляет на служение уставщика, который руководит ходом службы, чтецов и певчих. Иконы сами пишут.