– И вправду, что может быть страшнее, когда крадешься в зарослях в полной темноте – и вдруг видишь, что солнцу вздумалось взойти в неурочное время?
– Берит, множество битв было когда-то предотвращено тем, что ночь вдруг засияла светом, а битва предотвращенная порой даже лучше, чем выигранная.
– Я это запомню, Спархок.
День клонился к закату, и веселье на вершине холма стало несколько натянутым. Число веселых историй и шуток, в конце концов, не бесконечно. Воины, расположившиеся вокруг холма, коротали время, осматривая свое снаряжение или просто отсыпаясь. Незадолго до заката Спархок встретился у дороги со своими друзьями.
– Если и теперь они не поняли, что сегодня мы с места уже не сдвинемся, значит, они на редкость тупы, – заявил Келтэн.
– Да, устроились мы прочно, – согласился Улаф.
– Можно предложить, Спархок? – спросил Тиниен.
– Почему ты всегда так спрашиваешь?
– Привычка, наверное. Меня учили быть вежливым со старшими. Так вот, даже самое лучшее заклинание не даст нам того света, который есть у нас сейчас, до захода солнца. Мы знаем, где они, мы заняли позиции и отдохнули. Почему бы нам немного не поторопить события? Если мы вынудим их атаковать сейчас, то будем биться при свете дня.
– Но как вы собираетесь вынудить кого-то к нападению, если он нападать не желает? – спросил патриарх Эмбан.
– Мы начнем открытые приготовления, ваша светлость, – ответил Тиниен. – Так или иначе, логично было бы уже начинать укрепляться. Поставим частокол вокруг холма и начнем копать траншеи.
– И рубить деревья, – добавил Улаф. – Мы прорубим широкие просеки в глубину леса и свалим срубленные стволы так, чтобы они помешали противнику пробираться через лес. Если они намерены атаковать нас, пусть идут в бой по открытой местности.
Времени на это ушло на удивление мало. Колья для частокола были уже заострены и лежали наготове, аккуратными стопками. Врыть их в землю было делом считанных минут. Березы в лесу были толщиной не больше десяти дюймов и без усилий падали под топорами воинов. Срубленные деревья отволакивали в лес и наваливали беспорядочными грудами, через которые перебраться было невозможно даже для пешего.
Спархок и его друзья вернулись на вершину холма, чтобы оттуда наблюдать за приготовлениями.
– Почему они не нападают сейчас, когда работа еще в разгаре? – напряженно спросил Эмбан у рыцарей.
– Потому что подготовка атаки требует времени, ваша светлость, – пояснил Бевьер. – Разведчики должны вернуться к своим и сообщить командирам, чем это мы тут занимаемся; командиры должны пробраться через лес и лично взглянуть на наши приготовления; а потом им нужно собраться всем вместе и обсудить, что же теперь делать. Они замышляли засаду и наверняка не готовы атаковать укрепленные позиции. Дольше всего времени уходит на то, чтобы приспособить свое мышление к новой тактической ситуации.
– И сколько же?
– Это зависит исключительно от личных качеств того, кто ими командует. Если он был твердо намерен устроить нам засаду, то теперь будет думать еще неделю.
– Тогда он обречен, Бевьер-рыцарь, – жестко сказал Энгесса сириникийцу. – Как только мы обнаружили прячущихся в лесу воинов, я послал дюжину моих людей в гарнизон в Сарсосе. Если наш враг будет думать больше двух дней, за спиной у него окажутся пять тысяч атанов.
– Славно придумано, атан Энгесса, – одобрил Тиниен и задумался. – У меня есть одна мысль, Спархок. Если наш безымянный приятель охвачен нерешительностью, мы можем попросту продолжать укрепление нашего оборонительного рубежа – траншеи, заостренные колья, всякого рода препятствия. Каждое добавление заставит его заново обдумывать ситуацию – а это даст нам возможность заняться новыми укреплениями, и так далее. Если мы сумеем удержать его в этом состоянии, с тыла к нему подойдут атаны Сарсоса и снесут его войско с лица земли прежде, чем он успеет пустить его в ход.
– Хорошая идея, – кивнул Спархок. – Так и сделаем.
– Я всегда думал, что солдаты только и делают, что рубят врага мечами и топорами, – признался Эмбан.
– Этого тоже хватает, ваша светлость, – усмехнулся Улаф, – но иногда не мешает и похитрить с противником. – Он взглянул на Бевьера. – Машины?
Бевьер заморгал. Почему-то загадочные вопросы Улафа неизменно ставили его в тупик.
– Поскольку времени у нас в достатке, мы могли бы соорудить на вершине холма несколько катапульт. Атака под градом камней – занятие не из самых приятных, а когда человек получает по голове пятидесятифунтовым булыжником, это его почему-то приводит в некоторое смятение. Если уж мы намерены выдержать осаду, нужно делать это по всем правилам. – Улаф оглядел слушателей. – И тем не менее, – сказал он, – я терпеть не могу осады. Я хочу, чтобы все это поняли.
Воины взялись за работу, а дамы и молодые люди, развлекавшие их, продолжили свое веселье, которое было теперь еще более натянутым.
Спархок и Келтэн занялись укреплением бруствера на вершине холма. Поскольку этот бруствер должен был защищать его жену и дочь, прочность этого укрепления весьма заботила принца-консорта.
В веселой болтовне под тентом все чаще появлялись тягостные паузы, и Стрейджен вынужден был заполнять их игрой на лютне.
– Он сотрет себе пальцы, – проворчал Келтэн, укладывая на место очередной валун.
– Стрейджен обожает всеобщее внимание, – пожал плечами Спархок. – Он будет играть, покуда кровь не потечет из-под ногтей – было бы кому слушать.
Лютня Стрейджена заиграла какой-то старый мотив, и он начал петь. Спархок не обладал особым музыкальным слухом, но должен был признать, что у талесийского вора красивый голос.