Террисиец нахмурился. В сопровождении сотни солдат Эленда они продвигались на юг. Редкие хлопья кружились в воздухе, медленно опускались на землю, где-то в вышине сгустилась привычная мглистая тьма. Пеплопад был несильным, но постоянным – без перерыва шел вот уже почти два месяца. Лошади брели по колено в пепле. В некоторых местах слой его достигал уже нескольких футов. Сколько времени пройдет, пока он станет слишком глубоким для путешественников?
Все было черным: холмы, дорога, окружавшая их сельская местность. Деревья склонили ветви под тяжестью толстого слоя сажи. Поверхностная растительность была, похоже, мертва, и даже всего две лошади, на которых ехали Сэйзед и Бриз, уже по дороге в Лекаль представляли собой проблему, поскольку не могли прокормиться сами. Солдатам приходилось нести провизию еще и для них.
– Должен признаться, однако, – продолжил Бриз, явно расположенный к беседе под защитой зонтика, прикрепленного к его седлу, – что пепел – это чуть-чуть банально.
– Банально?
– Ну да. Хоть мне и нравятся костюмы черного цвета, сами по себе они навевают тоску.
– Разве пепел может быть другим?
Бриз пожал плечами:
– Вин ведь говорила, что за всем этим кто-то стоит, так? Некая злая роковая сила, или как там ее? Что ж, будь я такой роковой силой, я бы точно не стал утруждаться, окрашивая землю в черный цвет. Никакого шика. Красный был бы куда интереснее. Ты только подумай, какие открываются перспективы, окажись пепел красным, – реки превратились бы в потоки крови. Черный цвет настолько монотонный, что его перестаешь замечать, а вот красный… Ты только представь: красный холм! Увидев такое, я сказал бы, что злой рок, который хочет меня уничтожить, определенно обладает хорошим вкусом.
– Не уверен, что «злой рок» вообще существует, лорд Бриз.
– Да?
Сэйзед покачал головой:
– Пепельные горы всегда испускали тучи пепла. Разве так уж сложно предположить, что сейчас они стали активнее, чем раньше? Очень может быть, это все лишь результат естественных процессов.
– А туман?
– Климат меняется, лорд Бриз. Возможно, раньше дни были слишком теплыми, чтобы появлялся туман. Теперь, когда пепла в воздухе стало больше, дни вполне закономерно сделались холоднее, и поэтому туман держится дольше.
– Правда? Если все так, мой дорогой друг, то почему туман не задерживался в зимние дни? Они гораздо холоднее летних, но туман всегда исчезал с рассветом.
Террисиец смолк. Бриз был в чем-то прав. Но, вычеркивая из своего списка одну религию за другой, Сэйзед все чаще задавался вопросом, не выдумали ли они, что «сила», которую почувствовала Вин, является враждебной. Нет, он ни секунды не сомневался в том, что она рассказала им правду. Но если все религии лгали, разве такой уж большой натяжкой было предположить, что конец света надвигался на них просто потому, что отпущенное миру время вышло?
– Зеленый!
Сэйзед повернулся к гасильщику.
– Вот это, я понимаю, стильный цвет, – продолжал Бриз. – Необычный. Нельзя увидеть зеленое и забыть о нем, как о черном или коричневом. Разве Кельсер не твердил все время, что когда-то растения были зелеными? До Вознесения Вседержителя, до того, как Бездна впервые пришла в наш мир?
– Так написано в хрониках.
– По-моему, это было бы красиво, – задумчиво кивнул Бриз.
– Разве? – искренне удивился Сэйзед. – Большинство людей, с которыми я говорил, находили зеленые растения очень странными.
– И мне раньше так казалось, но теперь, когда приходится день за днем глядеть на черное… Что ж, думаю, некоторое разнообразие бы не помешало. Зеленые поля… капельки цве́та… как их Кельсер называл?
– Цветы́, – подсказал Сэйзед. – Ларста писали о них стихи.
– Да. Будет хорошо, когда они вернутся.
– Вернутся?
– Ну, Церковь Выжившего учит, что Вин однажды очистит небо от пепла, а воздух от тумана. Думаю, раз уж ей придется этим заняться, могла бы заодно вернуть растения и цветы. Сдается мне, это был бы подходящий поступок для женщины.
Сэйзед со вздохом покачал головой:
– Лорд Бриз, я понимаю, что вы просто пытаетесь воодушевить меня. Однако мне весьма трудно поверить в то, что вы приняли учение Церкви Выжившего.
Бриз поколебался. Потом на его лице появилась улыбка.
– Перестарался немного, да?
– Чуть-чуть.
– С тобой все непросто, мой друг. Ты настолько остро воспринимаешь прикосновение к эмоциям, что я почти не могу пользоваться алломантией, а в последнее время ты стал такой… ну, совсем другой. – Голос Бриза вдруг сделался мечтательным. – И все-таки было бы здорово увидеть зеленые растения, про которые все время говорил наш Кельсер. После шести месяцев пепла вполне можно хотя бы захотеть поверить в них. Наверное, этого достаточно для старого лицемера вроде меня.
Безнадежность, овладевшая Сэйзедом, едва не заставила его язвительно отметить, что простой веры недостаточно. Мечты и вера ничего ему не дали. Они не могли изменить тот факт, что растения умирали и мир двигался к своему концу.
Борьба потеряла смысл, потому что смысла не было во всем остальном.
Усилием воли Сэйзед отогнал подобные мысли. Иногда он переживал, что превратился в меланхолика. Но бо́льшую часть времени, к несчастью, даже собственная склонность к пессимизму его не волновала.
«Ларста, – сказал он себе. – Сосредоточься на этой религии. Надо принять решение».
Комментарии Бриза заставили Сэйзеда призадуматься. Ларста очень много внимания уделяли красоте и искусству, которые считали божественными. Но если божественность имела хоть какое-то отношение к искусству, тогда ни один бог никак не мог быть связан с тем, что происходило в мире. Пепел, уныние, гнетущий пейзаж… это не просто «банально», как выразился Бриз. Это совершенно безвкусно. Тускло. Монотонно.
«В религии нет истины, – записал Сэйзед в нижней части листа. – Наблюдаемые события прямо противоречат учению».
Он развязал папку и убрал туда лист, еще на шаг приблизившись к завершению своего труда. Террисиец видел, как краем глаза за ним наблюдает Бриз – гасильщик любил секреты. Сэйзед сомневался, что он будет так уж впечатлен, если узнает об истинной сущности этой работы. Как бы там ни было, хранитель хотел лишь одного: чтобы Бриз позволял ему оставаться в одиночестве, когда наступало время для работы.
«Мне не следовало быть с ним таким резким», – подумал Сэйзед.
Он знал, что гасильщик по-своему пытается ему помочь. Бриз изменился с момента их первой встречи. Когда-то – несмотря на редкие проблески сочувствия – он и в самом деле был грубым, эгоистичным манипулятором, которым теперь лишь притворялся. Сэйзед подозревал, что Бриз присоединился к компании Кельсера не ради желания помочь скаа, а из-за вызывающего плана, не говоря уже о богатом вознаграждении, которое пообещал ему Кельсер.