Лукас сердится:
– Ты же монах. Ты должен знать такие вещи!
– Отчасти монах, помнишь? – выразительно вскидывает тот брови.
Я округляю глаза:
– Я знаю, знаю. Три из четырех обетов.
– А ты хотя бы можешь вообразить, сколько существует храмовых ритуалов здесь, в Колониях? Или, если уж на то пошло, сколько здесь храмов? Раньше было принято в случае смерти человека возводить храм. А ты знаешь, сколько людей умерло в этой части мира даже и до Того Дня? – Биби качает головой. – Храмов здесь огромное множество.
Тима смотрит на меня:
– Можешь ты найти дорогу к этим голосам?
– Думаю, да.
Все идут за мной шаг в шаг, только Ро молча подходит ближе и идет рядом, и мы направляемся в темноту, к гигантской волне человеческого шума, что вливается в мою голову.
Наконец я протискиваюсь сквозь густые заросли молодого бамбука, и мы видим их на тропе внизу.
Тысячи фонариков и свечей, река человеческих существ и света. Такое я видела в своей жизни лишь раз. В ту ночь, когда мы уничтожили Икону в Хоуле.
У меня такое ощущение, будто мы оживаем. По-настоящему оживаем. Тима вспоминает фонарики, другие фонарики, плывущие в небе. Лукас думает о торте в честь дня рождения. Ро сосредоточен на огне. Я все это чувствую.
Биби улыбается. Он думает обо мне. Гадает, как я все это воспринимаю. Пытается понять, что я вижу.
– Все, – просто отвечаю я.
Его глаза изумленно расширяются. Он не ожидал от меня ответа.
– Это и чудо, и тяжкая ноша… – Он кивает.
Я молча пожимаю плечами.
– Идемте, – говорит Биби. – Мы присоединимся к нашим друзьям. Их там не меньше тысячи. Они доведут нас до храма. Ват Дой Сутхеп. – Биби усмехается, глядя на меня. – Ты их чувствуешь?
Я закрываю глаза и прислушиваюсь. Тянусь туда, вниз, к тропе.
– Они работали долгие часы и должны потом вернуться в свою деревню. Думаю, мы должны быть близко к вершине. Ну, по крайней мере, они вроде бы это думают.
– А что еще? – Биби проявляет очевидный интерес, и я снова закрываю глаза.
– Там был какой-то слон, очень давно. Он нес останки древнего святого на вершину этой горы. Когда он добрался до вершины, то умер, и, чтобы отметить это место, был воздвигнут храм. А останки слона были захоронены под этим храмом. И сегодня – ночь слоновьей луны, – говорю я, открыв глаза.
– Повезло, – произносит Биби. – Очень, очень повезло. Добрый знак.
– А для тебя хоть что-нибудь не является добрым знаком? – спрашивает Фортис.
– Да. Вот эти твои слова. Дурной знак. Очень, очень дурной знак.
Фортис вздыхает.
Мы направляемся к реке света и присоединяемся к тысячам местных жителей, что поднимаются к Дой Сутхеп в лучах слоновьей луны.
Людской поток несет нас к вершине по последним каменным ступеням, по лестнице, которую охраняют две ярко раскрашенные каменные змеи, длинные хвосты которых тянутся вдоль всей лестницы.
Темноволосая голова Ро подпрыгивает над толпой впереди меня. Золотистая голова Лукаса то почти рядом, то отстает. Я чувствую на своем плече руку Тимы, но Биби и Фортис продолжают держаться за моей спиной.
Ни один из нас не властен над тем, что сейчас происходит.
Ни один из нас и не хочет этого.
Наверху, когда ступени заканчиваются, когда мои легкие буквально горят, а ноги отчаянно ноют, я вижу какую-то арку. А за аркой вздымается золотой шпиль, сверкающий в лучах полной луны. Дальше, на самой макушке горы, виднеются остроконечные силуэты храмовых крыш.
– Ват Дой Сутхеп, – сообщает Биби. – Вот и добрались.
Мы пытаемся держаться вместе, однако в такой толпе это нелегко. Я стараюсь не терять из виду голову Лукаса, но это возможно лишь потому, что Лукас выше местных жителей по крайней мере на шесть дюймов, а Ро придерживает меня за ворот блузы, будто я ребенок, стремящийся сбежать. Его пальцы щекочут мне шею. Тима тащится следом. Над нашими головами воздух в лунном свете так наполнен стрекозами, что они похожи на саранчу, готовую напасть на нас.
– Хотелось бы знать, чего ради мы здесь, – произносит Тима, протягивая руку, чтобы коснуться меня.
– Осторожнее! – предостерегает ее Ро.
Но прежде чем Тима успевает до меня дотронуться, толпа вдруг устремляется вперед, увлекая нас к храму.
Потому что храм, освещенный луной и сиянием тысяч свечей, ждет.
На этот раз я знаю, что делать. Я беру цветок лотоса и кладу его перед алтарем у входа. Тима следует моему примеру. Я зажигаю палочку благовоний, втыкаю ее в песок вместе с тысячами других, когда она разгорается. Одну палочку я протягиваю Ро, и он делает то же самое. Лукас наблюдает. Вокруг так много огоньков, что мы почти не нуждаемся в лунном свете, думаю я.
Свечи и фонарики озаряют людей в толпе вокруг меня, и я перевожу взгляд с лица на лицо, ища кого-нибудь, кого я знаю, или нечто знакомое.
Но ее здесь нет.
Не среди деревенских.
Ро машет мне рукой, и я иду следом за ним внутрь храма. Остальные все так же держатся за нами.
В главном комплексе не меньше трех отдельных храмов, и мы вместе с толпой передвигаемся от одного к другому. Я не знаю, что мы ищем, но точно знаю кого… и как она выглядит. По крайней мере, если она окажется хоть немного похожей на ту, какой была в моих снах. Мне приходит в голову, что в толпе, состоящей из тысяч, я вряд ли отыщу ее, просто глядя по сторонам.
Мне нужна помощь.
И тут я вижу его.
Изумрудный Будда. Наконец-то. Такой же, как тот, которого я ношу с собой. Этот сделан не из нефрита, а из темно-зеленого стекла, но я все равно сразу же узнаю его. Ведь я так долго хранила в нагрудной сумке другую его версию.
Я проталкиваюсь сквозь толпу, преклоняю перед ним колени. Тима опускается рядом со мной с одной стороны, Лукас отгораживает меня от толпы с другой. Но я ощущаю рядом именно Ро, он своим телом закрывает меня от остальных почитателей.
– Не спеши, сколько бы тебе ни понадобилось времени, – негромко говорит Ро.
Я благодарно оглядываюсь, и он улыбается. Как будто и не было той тысячи событий, что произошли с нами, тысячи событий, которых мы вовсе и не хотели.
Но они были, и я здесь как раз из-за этого, а посему я поворачиваюсь к алтарю, полная решимости сделать то, для чего сюда пришла.
Ради Ро и несмотря на Ро, и ради моих друзей, и ради себя самой.
Я сажусь, скрестив ноги, поджав их под себя, чтобы они не торчали в сторону Будды. Помня то, чему учил нас Биби, я складываю ладони в форме бутона лотоса и делаю жест почтительного приветствия, который называют «вай»: прижимаю ладони к лицу и низко склоняю голову.