Ну да. Я ему верила. Счастливый и любящий будущий отец, черт бы его побрал. Про материнский инстинкт слышали все, но вот инстинкт отцовский был не так чтобы слишком известен. Однако этот самый инстинкт в Кане внезапно проснулся и теперь развернулся во всю мощь. И я даже не знала, радоваться этому или ужасаться.
— Мы и знакомы-то без году неделя, — ядовито заметила я.
Ми Сон смотрела на нас и как-то странно улыбалась. Очень странно. Как будто что-то такое о нас узнала, о чем мы сами не догадываемся.
— А вы точно все еще не влюбились друг в друга? — усомнилась она, когда в нашем с мужчиной споре возникла пауза.
Мы переглянулись и хором заявили с абсолютной уверенностью:
— Нет!
Как будто постоянные склоки — это признак глубоких и сильных взаимных чувств. В нашей ситуации мы стали просто жертвами обстоятельств… И вынуждены терпеть друг друга и даже заботиться о товарище по несчастью. Пусть насчет последнего я особо и не надрывалась. Ведь я — слабая и беззащитная беременная женщина, в конце-то концов.
— Ну ладно. Но если убийцы действительно из Корё, то и пророчество должно быть нашим, — задумчиво произнесла Ми Сон. Ну да, пророчество — это было больше по ее части. — Я попрошу дедушку поискать по архивам. Должно же что-то быть. Если знают преступники, то непременно должен знать еще кто-то…
На этом мы и завершили нашу не самую плодотворную беседу. Я поняла только, что меня угораздило попасть в полную задницу. Причем в не самой лучшей компании.
Ким Ми Сон сразу после ужина пошла звонить родне, а «компания» осталась со мной.
Я посмотрела на измученного Кан Му Ёна и вдруг поняла, что сочувствую ему. Ведь его жизнь тоже пошла под откос просто из-за того, что кто-то там, наверху, по собственному почину завязал на нити его судьбы лишний узел, который свел его со мной. Ведь, в сущности, Кан не такой уж и плохой человек… В нем есть много достоинств. Есть свои желания, свои стремления, от которых он запросто отказался, потому что я жду от него ребенка…
— О чем задумалась? — тихо спросил предмет моих размышлений, присаживаясь рядом.
Я втянула его запах, пытаясь понять, раздражает он меня или нет. Горечь. Полынная горечь и как будто сладковатая нотка на самой грани восприятия. Он не был неприятен, этот запах, скорее наоборот, притягивал, интриговал. И, должно быть, его обладатель мне тоже не был неприятен… Я могла шипеть и злиться, ненавидеть все патриархальные заскоки. Но это ведь не мешало понимать: Кан Му Ён тоже идет на многие жертвы ради ребенка и ради меня, и что его позиция на самом деле не неверная, а просто другая.
Я впущу его в жизнь своего ребенка. Тут уже даже не приходилось сомневаться. Потому что хочу, чтобы моя кнопка видела, как же сильно ее любит папа. Каким бы ни был Кан, но самое главное именно это: он любит моего ребенка до полного самозабвения.
— О том, что ты тоже крупно влип. И, кажется, тебе даже куда хуже, чем мне самой… — с тяжелым вздохом призналась я. Казалось, будто я даже была немного виновата перед ним…
После пережитого вместе с каждой минутой сложней было видеть в этом человеке врага. Потому что уже не хотелось. Я начинала понемногу его уважать. И это удивительно нервировало.
— Ты меня жалеешь? — спросил он, пристально глядя в глаза.
Покачала головой.
— Не умею жалеть.
Даже Беннет, и ту никогда не жалела. Злила, подбивала что-то делать, но никогда не жалела. Жалость душит, заставляет оставаться на месте.
— Это хорошо, — удовлетворенно сказал он. — Все, что я делаю, — это мое решение. Не стоит жалеть меня за мой же собственный выбор.
Ну как же. Сам. Я насмешливо фыркнула, давая понять, что в это не поверила ни на йоту. Черта с два он бы сам добровольно заговорил о свадьбе со мной, если бы его мать тогда не подняла бы этот вопрос. Точней, не поставила нас обоих перед ультиматумом. По собственному почину Кан Му Ён хотел только мелькать в жизни ребенка и помогать финансово.
— Не надо так улыбаться, Лиллен. В конечном итоге решение действительно принял я сам. Я уже давно не ребенок, и довольно сложно заставить меня сделать то, чего я действительно не желаю.
Моя издевательская ухмылка стала еще шире, но я промолчала. Для меня он все еще оставался маменькиным сынком.
— А замуж за тебя все равно не хочу, — сообщила я со сварливой интонацией. — Уж прости, ты, конечно, не такой ублюдок, каким я тебя изначально представляла. Но вот как мужчина не вдохновляешь на более близкое знакомство… Хотя как боевого товарища я тебя даже ценю.
Выражение лица у Кан Му Ёна в тот момент стало таким, будто я ему залепила пощечину по правой щеке, а потом еще и по левой для симметрии.
— И почему же я тебя не интересую как мужчина?
Ох уже этот культурный барьер… Как заставить понять человека, который на родине считается красивым, что тебе он вообще внешне не нравится?
— Кан, я в тебе мужчину даже увидеть-то не могу. Ты же этот… трансвестит! — выдала я ему как на духу. Видео с обесцвеченной косоглазой девочкой за барабанами все еще стояло у меня перед глазами. До смерти помнить буду.
— Это был просто сценический образ!!! — завопил возмущенный до глубины души мужчина. — Я нормальный! И с нормальной ориентацией!
— И в этот образ ты просто замечательно вжился, — не отступала я. — Да на тебе даже сейчас тональника бывает больше, чем на мне! И губы ты красишь! Я сама видела! И глаза подводишь тоже!
Вот лично меня как женщину это оскорбляло.
Актер подорвался на ноги и принялся расхаживать по комнате.
— Это нормально! В Корё — это нормально! И никто там не ставит под сомнение мужественность только на том основании, что человек использует косметику!
Замечательная аргументация. Вот только не для этой страны.
— Но я-то не из Корё! Я айнварка! А ты об этом постоянно забываешь!
Кан вздохнул и снова уселся рядом. Потянулся было, чтобы взять меня за руку, но потом передумал. И правильно сделал.
— Это логический тупик. И культурный конфликт, — заявил он с каким-то странным выражением в голосе.
Ну… В целом он был прав. Мы на все смотрели по-разному. На красоту. На семью. На ответственность.
— И что теперь делать? — как-то апатично спросила я, плохо понимая, к чему он ведет на этот раз. — Да и стоит ли? Мы же друг друга не любим. Зачем связывать себя никому не нужными обязательствами?
Кан Му Ён как-то странно улыбнулся… а потом вдруг поцеловал меня. Вот так взял — и поцеловал, без предупреждения, без какого бы то ни было перехода… Я даже завопить от возмущения не могла, потому что рот мне заткнули одним из самых действенных способов. Ударила его несколько раз по плечам, но то ли недостаточно сильно, то ли Кану было все равно, он впился в мои губы так, будто от этого зависела его жизнь.