Кровь отхлынула от живота Шэма. Он качнулся. Абаката Напхи радостно взвыла.
Белесый мохнатый монстр бесполезно попялил слепые красные глазки сквозь поднятую им пыль. И взревел.
А потом рухнул назад, в темную бездну. Позади непреклонного ангела единственная оставшаяся от рельсоморья колея вздрогнула и как бы нехотя начала рассыпаться на куски, обваливаясь в рытвину, которую прокладывал крот, спеша на призыв передающего устройства.
Шэм смахнул слезы восторга. Его товарищи стояли, разинув рты, пораженные и ангелом, и огромным животным. Времени на размышления не было. Грохот колес «Мидаса» сменил свой тембр, когда поезд вырвался из каменной горловины на свободу. Ангел приближался. Шэм оглянулся посмотреть, что у них впереди, и снова ахнул.
Впереди был мост. Бесконечно длинный. Мост в темноту, выпирающий из конца света.
Они были на самом краю рельсоморья. Мчались к последнему утесу. Мир вокруг замер. Единственная оставшаяся колея уводила их в никуда, в пустоту позади мира.
Они неслись так быстро, что остановиться не было никакой возможности, да и ангел нагонял. Гремя в механическом триумфе.
— Теперь, — сказал ему Бенайтли, — ты близко.
Металлическая пасть ангела распялилась. Бенайтли запел охотничий гимн. Шэм протянул руку.
Сирокко оборвала с передатчика провода, доставлявшие ему усиленное питание. Вложила его в руку Шэму и встала между ним и капитаном.
— Нет! — закричала Напхи, но женщина-сальважир оттеснила ее назад своей массой, а Шэм, разбежавшись и быстро прошептав на бегу молитву, швырнул механизм на «Пиншон». К Бенайтли.
Механизм взмыл вверх. «Высоко! Слишком высоко! Ой, что я наделал?»
Но Бенайтли подпрыгнул. И кончиками пальцев вырвал кувыркающийся заряженный механизм из воздуха. Когда его пятки снова коснулись крыши вагона, передатчик уже был привязан к гарпуну. Когда он прицелился, подняв для броска руку, и Напхи снова вскрикнула, а ангел разинул пасть, в глубине которой скрежетали пламенеющие раскаленные шестеренки, и огласил окрестность торжествующим ревом и обжигающим выдохом, Бенайтли совершил свой бросок.
Копье пронзило воздух. Ускорение ему было придано громадное. Бенайтли целил не в самого ангела, а в то место, где ему предстояло оказаться. Копье влетело прямо в гигантскую пасть, которая тут же захлопнулась.
Опережая ветер, грохоча колесами, «Мидас» взлетел по вдруг пошедшим куда-то вверх рельсам и вынесся на мост, оставив позади землю. Кто-то завизжал.
— Тормози! — закричал еще кто-то. По обе стороны от них зияла бездна. Шэм стремительно повернулся и стал смотреть туда, откуда упорно двигался к ним ангел.
Вдруг позади ангела что-то началось. Живое землетрясение. Край земли вздрогнул. Почва расступилась, и из нее показалось чудовище.
Бледный левиафан вставал из черных глубин. Он скрежетал зубами в порыве эпического гнева. Вот это пасть! Бездна, в которой теснились клыки-колокольни. Крот взвыл. Ухватившись за край ямы лапами — каждая была похожа на утес с крепостями когтей, — он полез наружу.
Огромный свирепый зверь в бархатной шубе прорвался.
Насмешник Джек воспарил. Как мстительная туча.
Изогнувшись и закручиваясь в воздухе штопором, он стал падать вперед, так что Шэм разглядел обломки охотничьей археологии, застрявшей у него в боках и животе. Перекушенные черенки и рукоятки, шкурная летопись неудавшихся охот, коллекция язвительных трофеев, собранная землеройным колоссом за те века, что он насмешничал, завлекал и разрушал.
Теперь гигантская мульдиварпа сама охотилась на тот усиленный сальважирским трюком сигнал, что исходил из пасти ангела. Зверь прыгнул на ангела. Оскалились костяные плиты зубов. Металл завизжал под ними, когда Насмешник Джек сделал первый укус.
Ангел пальнул из всех орудий сразу. Пламя лизнуло гиганта, обожгло его желтую шкуру, тот зарычал, но добычу не выпустил. Хотя наверняка чувствовал, что горит. Он царапал когтями, рвал зубами. Команда потрясенно смотрела.
Капитан звала Насмешника Джека, — приветствие, вызов, жалоба сливались в ее бессловесном крике.
Божественный крот сорвал ангела с рельсов. Оба гиганта, кувыркаясь, как в замедленной съемке, вспахивали последние метры земли. Насмешник Джек тряс жертву, осыпая все вокруг райскими обломками и огнем.
На краю бездны ангел на мгновение замер, встав на дыбы, словно башня, его колеса вхолостую крутились в воздухе. Он точно задумался, не вернуться ли ему назад, на ровную землю. Насмешник Джек, горя и обливаясь кровью, сидел на ангеле, крошил зубами сталь и не сводил глаз с «Мидаса».
Шэм хорошо знал, что эти кровавые зенки не различают почти ничего, кроме света и тьмы. Однако в тот миг он мог клясться чем угодно, что крот смотрел прямо на них. Он сидел, грыз и толкал. Подталкивал себя и свою жертву к краю бездны, прочь из мироздания.
Ангел и крот рухнули вместе. Ангельский поезд кувыркался в воздухе, а вместе с ним в бездну летел большой южный кротурод, Talpa ferox rex, Насмешник Джек Великий, философия капитана. И Шэм до конца жизни готов был клясться здоровьем и благополучием всех, кто был ему дорог, что, падая, крот со злобной радостью глядел прямо в глаза капитана.
Ангел растворился в тенях, стал огненным дождем. Тальпа размером с остров кувыркалась за ним следом, призрачно светясь в темноте, пока мрак, который наполнял бездну, не поглотил обоих, а «Мидас» остался один над пустотой, ожидая удара, звука, который так и не последовал.
— Хорошо сожрано, — прошептал Шэм в тишине.
Вуринам подхватил. Фремло повторил. Фремло повторил за Вуринамом, а Мбенда — за Фремло. А за ними остальные, громче и громче. Даже Яшкан прочистил глотку и буркнул: «Хорошо сожрано». Клич все повторялся, разрастаясь, до тех пор, пока все, кто был на поезде, не рявкнули в один голос:
— Хорошо сожрано! Хорошо сожрано, видит бог, хорошо сожрано!
— Хорошо сожрано, старый крот!
Воспроизведено с любезного позволения Филантропического Общества Стреггейских Кротобоев
Звуки, которые производила капитан, привлекли к ней всеобщее внимание. Они не походили ни на что, слышанное Шэмом ранее и хотя бы как-то связывавшееся в его воображении с человеком. Напхи не кричала и не плакала, она не ныла и не подвывала. Стоя на краю поезда, она вглядывалась в темную глубину, куда обрушилась ее философия, и повторяла некую последовательность фонем вроде тех, что, бывает, вклиниваются в разговоре между собственно словами. Как будто она вдруг заговорила отбросами языка, его мусором.
— А, — сказала она. Ее голос был спокоен. — Ф-ф-ф.
У Шэма еще кружилась голова от падения в бездну, свидетелем которого он стал. Но он все же заставил себя взглянуть на капитана.