– Ты когда-нибудь здесь была? – спросил Кевин.
Сабина разглядывала все вокруг широко раскрытыми глазами.
– Нет, но слышала об этом месте. Моя начальница рассказывала, что ее водил сюда муж в день рождения.
– Ей понравилось?
– Она сказала, что еда вкусная, а вот дизайн ей показался слишком современным. Что странно, потому что она держит магазин современной одежды, и это должно бы быть в ее вкусе.
– Я здесь был один раз. Тут хорошая кухня, но не консервативная, – я подумал, что тебе должно понравиться.
Сабина улыбнулась:
– Ну да, здесь нет пятидесяти столовых приборов, и это прекрасно.
Кевин улыбнулся и сосредоточился на меню. Он сделал определенные выводы с первого раза, когда они встречались. Тогда он пытался впечатлить ее лучшими ресторанами, но это ее только пугало и укрепляло в мыслях о пропасти, которая их разделяет. Это отличало ее от других женщин, с которыми он встречался: все ожидали, что он будет водить их по самым дорогим ресторанам, а она вполне довольствовалась едой, взятой навынос в китайской забегаловке и съеденной на террасе его квартиры.
Сегодня же он совершил попытку компромисса, и, судя по всему, это был удачный выбор. Официант принес напитки – саке для Кевина и грушевый мартини, который оказался почти цвета глаз Сабины. Они сделали заказ, и официант исчез.
– Я рад, что мы закончили с бумагами. Я всю неделю ждал этого вечера.
Он посмотрел ей в глаза и позволил себе двусмысленную улыбку. Он надеялся, что сегодня все тоже пройдет хорошо и вечер закончится в постели. Всю неделю он каждую ночь воображал обнаженное тело Сабины на простынях.
Кевин поднял бокал для тоста:
– За то, что мы пережили первые шаги, и за то, чтобы мы пережили все остальное, что принесет будущее!
Она чокнулась с ним бокалом:
– Спасибо за твою осмотрительность. Я ужасно волновалась.
– За что это мы тут пьем? – вдруг послышался чей-то гнусавый голос.
Они повернулись и увидели блондинку, стоявшую возле их столика. Виола Коллинз, известная манхэттенская сплетница. Вот уж кого Кевин не хотел бы видеть этим вечером. Она была болтлива, назойлива и вдобавок уже не первый год ухлестывала за Кевином, а он притворялся, что не замечает.
– Привет, Виола, – произнес он, сознательно игнорируя ее вопрос. – Как дела?
Она улыбнулась, показав идеально ровные белоснежные зубы, странно контрастировавшие с темным загаром на ее лице.
– О, просто великолепно.
Ее острый взгляд, словно рентген, пронзил Сабину, оглядев ее вплоть до мельчайших деталей.
– А кто это у нас тут?
Кевин с тревогой посмотрел на Сабину: он не знал, как она отреагирует на появление Виолы. Кто-нибудь другой мог прийти в замешательство, но Сабина только выпрямилась и смело встретила ее взгляд.
– Виола Коллинз – Сабина Хейз, – пришлось представить Кевину.
Девушки пожали друг другу руки.
– Я вас раньше не встречала? – спросила Виола.
– Я сомневаюсь.
Кевин нахмурился: он не помнил, встречались ли они раньше.
– Могла: мы с Сабиной встречались два года назад.
– М-м-м… Ну, это бы я запомнила, – протянула Виола. – Удивительно, что вы встречаетесь снова: я бы думала, что чувство новизны уже повыветрилось.
– О нет, – возразила Сабина, – я очень изменчива.
– Правда? – с сомнением переспросила Виола и повернулась к Кевину: – Ну что ж, я скажу Розмари Гудвин, что ты временно недоступен. Думаю, она все еще ждет твоего звонка после вашего последнего жаркого свидания. Ну, значит, придется потерпеть.
– Вам придется меня извинить.
Сабина схватила сумочку и выскользнула прочь из кокона, точным жестом опрокидывая свой бокал. Зеленое мартини выплеснулось прямо на кремовое платье Виолы.
– О, простите, я так неуклюжа. – Сабина подняла бокал и снова поставила его на стол, а затем повернулась и вышла из ресторана.
Виола смотрела вслед Сабине, чуть не плюясь от ярости. Кевину было все равно. Он с удовольствием дал бы ей кулаком в лицо, но не собирался платить за это произведение пластического хирурга. Он поднялся, бросил деньги на стол и сунул несколько купюр Виоле, на новое платье:
– Тебе все равно не идет этот цвет.
Он промчался по ресторану, растолкал толпу у входа и выскочил на улицу. Он увидел Сабину на углу, яростно вышагивающей, несмотря на каблуки.
– Сабина, подожди!
Она даже не обернулась. Он догнал ее и пошел рядом с ней.
– Знаешь, у того, что я порвала с тобой в прошлый раз, были причины. И одна из них – то, что в твоем мире все снобы.
– Не все.
Он взял ее за запястье и остановил, чтобы она снова не сбежала.
– Просто не обращай внимания на Виолу, ее ни кто не принимает всерьез, кроме нее самой.
Она покачала головой, не отрывая взгляда от тротуара:
– Все так же, как и в прошлый раз, Кевин. Люди в твоем мире всегда будут видеть во мне чужака. Игрушку. Я никогда в него не впишусь.
– Я знаю. И это то, что делает тебя особенной.
Она быстро взглянула на него, и в глубине ее глаз что-то вспыхнуло и погасло, – возможно, надежда.
– Прекрати обманывать самого себя, Кевин. Твое место рядом с такими, как эта Виола или Розмари, которая все еще ждет твоего звонка. Мы с тобой друг другу не подходим. И вообще мы сейчас рядом только из-за Джареда.
– Послушай, Сабина, если бы мне были нужны такие, как Виола, я бы уже ими обзавелся. Я мог бы, собственно, обладать ею самой. Она уже много лет дает мне понять, что была бы не против, но мне это не нужно. – Он шагнул ближе, притягивая Сабину к себе. – Мне нужна ты. Такая, какая ты есть.
– Сейчас ты так говоришь, но на ее вопрос ты не ответил, – сказала Сабина, сопротивляясь.
– Какой вопрос?
– За что мы пьем. Ты не хочешь, чтобы все знали о Джареде, правда? Ты стыдишься его? Или, возможно, нас обоих?
– Что ты! Конечно нет! Я бы хотел всем об этом рассказать. Но я еще не сказал своей семье, а Виола – известная сплетница, и мне бы не хотелось, чтобы они узнали эту новость от нее.
Кевин обнял Сабину за талию:
– Я собираюсь сказать им завтра. Может быть, ты привезешь Джареда с ними познакомиться? Где-нибудь к ужину: тогда они немного привыкнут к этой мысли.
– Почему бы тебе просто его не забрать?
Сейчас Сабина выглядела очень усталой: вся ее храбрость во время общения с Виолой куда-то улетучилась.
– Потому что я хочу, чтобы они пообщались и с тобой тоже. Я знаю, что вы уже знакомились, но это было давно, а теперь все по-другому.