Возможно, в один прекрасный день он полюбит ее за то, что она осталась собой.

От этой мысли ее сердце взлетело в облака. Сквозь нее пронеслась волна удовольствия, и ее крик огласил огромную комнату. Кевин испытал оргазм вслед за ней, впиваясь пальцами в ее бедра и громко урча от удовольствия.

Когда они слегка отдышались и уютно свернулись в объятиях друг друга, Сабина сказала:

– Спасибо.

– За что?

– За краску. Вообще говоря, за все, но в первую очередь за краску.

– Уверяю тебя, говорить спасибо должен я.

Сабина рассмеялась и прижалась к его все еще цветной груди:

– Это не то, что я имею в виду. Ты всегда так поддерживал меня в плане искусства… – Она запнулась, чувствуя, что в ее голосе зазвучали слезы, и откашлялась. – Мне часто этого не хватает. Когда я родила Джареда, я перестала рисовать и боялась, что потеряю умение. Когда в тот раз ты принес мне холсты и я ничего не смогла нарисовать, я испугалась, что мой путь художника завершен. Но сегодняшний день показал мне, что творчество все еще живет внутри меня. Просто мне нужно меньшего требовать от себя и снова начать играть с этим. Это неожиданно, но эти краски для тела сильно мне помогли.

– Я рад, – сказал Кевин, крепко ее обнимая. – Это были мои лучшие пятьдесят долларов, потраченные в магазине для взрослых.

Глава 10

– Нужно позвонить и узнать, как там Джаред.

Кевин прижал ее к себе и покачал головой.

Они уже успели заняться любовью, смыть краски, поесть, снова заняться любовью и поспать. И он вовсе не собирался ее отпускать, даже для того, чтобы она взяла свой телефон в соседней комнате.

– Я сказал родителям, чтобы они позвонили, если возникнут какие-нибудь проблемы. Я хочу, чтобы ты сосредоточилась на себе и отдыхала. У них все под контролем. В конце концов, нас нет всего восемь часов.

Он почувствовал, как она беспокойно ерзает в его объятиях.

– Давай позвоним им утром, – предложил он.

– Ладно. В целом я тоже думаю, что все нормально, но все-таки нервничаю.

– Я знаю. Но ты же помнишь, что наши родители вырастили нас? По крайней мере, твои. Мои наняли квалифицированных служащих, чтобы это сделать.

– Моих родителей не стоит использовать в качестве примера.

Сабина практически никогда не упоминала о своих родителях или о детстве. Он знал, что она выросла где-то на Среднем Западе, и все. Но раз уж она об этом упомянула, он решил продолжить:

– А твои родители знают о Джареде?

Он почувствовал, как она напряглась.

– Нет, – ответила Сабина.

– Почему?

Она высвободилась из его объятий, перекатилась на спину и посмотрела на него:

– Они очень религиозные и трудолюбивые фермеры. Я выросла в маленьком городке в местности, где на протяжении многих миль нет ничего, кроме кукурузных полей и время от времени встречающихся церквушек. А я, как только стала подростком, сразу же сошла с пути, который был мне уготован. Они пытались вернуть меня обратно, но ничего не вышло. И тогда они решили не иметь ничего общего со мной и моей сумасшедшей жизнью. А я не хочу показывать Джареда людям, для которых он будет всего лишь свидетельством моего позора.

– Что произошло между тобой и твоей семьей?

Сабина вздохнула. Она не очень хотела об этом говорить, но оба они понимали, что это ей необходимо.

– Как я и сказала, я была вовсе не тем ребенком, о котором они мечтали. Я не собиралась ради них изменять себе и своим мечтам. Они хотели, чтобы я была тихой незаметной девочкой, которая будет вставать на рассвете, готовить завтрак мужу, растить выводок детей и по вечерам сидеть на крылечке и щелкать горох. Мои сестры не видели в этом ничего странного, однако я не хотела так жить. Когда я впервые покрасила волосы в розовый цвет, у моей матери чуть было не случился сердечный приступ. Мои мечты о Нью-Йорке и о том, чтобы стать известной художницей, для них были не более чем детскими бреднями. Они хотели, чтобы я «выросла» и занялась чем-то серьезным.

Кевин понимал, что значит, когда твоя семья не поддерживает твой выбор. Но он не был таким смелым, как Сабина. Он поддался давлению. И он восхищался ее мужеством, особенно зная, какую цену она заплатила за свою мечту.

– Ты никогда не общаешься со своими сестрами?

– Очень редко. Они обе старше меня, но младшая время от времени пишет мне в «Фейсбуке». И это примерно как общаться с бывшей одноклассницей, которую ты еле помнишь. А о Джареде я ничего не пишу, так что она о нем не знает. Вообще у меня такое ощущение, что, отказавшись вести привычную для них жизнь, я их словно бы обидела. В попытках стать счастливой я только разозлила всех остальных.

– И как же ты оказалась в Нью-Йорке?

– После окончания школы я много думала о том, чтобы уехать из Небраски. Я работала кассиром в продуктовом магазине и экономила каждый цент. А родители начали каждое воскресенье приглашать на обед молодых фермеров, так же они поступали и с моими старшими сестрами. Я понимала, что если не буду осторожной, то кто-нибудь из них увлечет меня, я выйду замуж и никогда не доберусь до Нью-Йорка. Однажды вечером, проводив последнего из гостей, я вернулась в дом и сказала родителям, что уезжаю. Я наконец накопила достаточно, чтобы добраться, и немного на жизнь. Я сказала, что у меня есть билет на автобус до Нью-Йорка и что я уезжаю утром. Я боялась до смерти, но все же мне пришлось это сделать.

Кевин заметил, что в уголках ее глаз дрожат слезы. Было темно, но лунного света было достаточно, чтобы это увидеть. Ее родители сделали ей больно, и он очень на них за это злился.

– А что они ответили?

Она ответила не сразу. И когда она наконец заговорила, слезы дрожали уже в ее голосе.

– Они сказали: тогда езжай прямо сейчас. Мой отец взял сумку, которую я собрала, и забросил ее в свой грузовик. – Сабина всхлипнула и вытерла глаза. – Они просто отреклись от меня, раз я не была такой, какой они хотели меня видеть. А мама даже не сказала ни слова, просто пошла на кухню мыть посуду. Она вообще ничем не занималась, только все время мыла эту чертову кухню! Так что мне пришлось сесть в грузовик и уехать. Я не все вещи собрала, но не могла заставить себя вернуться в комнату и закончить. И в ту ночь я спала на автобусной станции, потому что мне не удалось поменять билет.

– Прямо вот так?

– Да. – Она вздохнула, совладав со своими эмоциями. – И я не знаю, надеялись ли они, что у меня ничего не получится и я вернусь, или просто устали. Я не была бродяжкой, не забеременела и не пристрастилась к наркотикам. Наоборот, я хорошо закончила школу, работала и помогала на ферме. Просто я не отвечала шаблону, который они для меня приготовили. И это был последний раз, когда я говорила со своими родителями. Самое грустное, несмотря на то что я хотела уехать, я мечтала, чтобы они попросили меня остаться. Но они этого не сделали. Просто позволили мне уйти, как будто я ничего для них не значу.