Book.

Петька повесил голову. Я сел к нему поближе, да потрепал за плечо по-отцовски.

– Не переживай, – говорю. – Все хорошо у вас будет, поставим мы батьку твоего на ноги. Где он? В гараже?

– В гараже…

Я отправился в гараж. Дверь в него была приоткрыта немного, я вошел. Темноту гаража освещала лежащая на старом обтрепанном столе лампа керосиновая. За столом сидел Кирюшка. Он пошатывался, икал да смотрел куда-то в стену, не отрываясь. На столе лежали две бутылки водки, одна из которых была пустою, темно-синий стакан, испачканные листки бумаги да ручка чернильная обгрызенная. Было понятно, что нетрезв он совсем. Я подошел к нему и сел на круглое полено, которое вместо стула было. Кирюшка медленно повернул ко мне голову и смотрел так пару мгновений. Лицо его расплылось в улыбке пьяной.

– О, друг мой любезный пришел, – продолжал улыбаться Кирюха, покачиваясь слегка. – Давно тебя не было, какими судьбами?

Я понял, что разговаривать было с ним бесполезно, пока пьян он. Хотел было его проводить в дом, да он упираться начал. Осмотрев гараж, в самом темном углу раскладушку обнаружил, на которой, видимо, Кирюха и спал. Я уложил его туда, да накрыл покрывалом. Забрав со стола водку, пошел обратно в дом, не забыв дверь прикрыть. Решено было, что сегодня здесь ночевать буду, у Петьки. День следующий выходным был, на работу не нужно было. А с утра, как Кирюшка протрезвеет, я поговорить с ним намерен был.

Пока еще не смеркалось, отправился я до дома, домашних предупредить, что ночевать в гостях буду. Набрал пирогов свежих, которых матушка напекла, да оправился обратно, на другую сторону поселка.

Петька обрадовался мне, когда вернулся я, и еще больше обрадовался свежим, горячим пирогам. Он с жадностью набросился, как только я их на стол выложил.

– Чай-то хоть есть у вас? – говорю. – Ну, давай, заваривай. С чаем-то вкуснее…

До глубокой ночи мы просидели с Петькой. Пироги ели, да я ему истории рассказывал свои армейские. Спать мы легли поздно. Я лежал возле окна самого на кровати, на которой Кирюха спал. В гараже тихо было, и лишь только ближе к утру там звякнуло что-то, да затихло.

Проснувшись, умылся да в гараж отправился. Петька спал еще. Когда я тихонько открыл дверь, солнечные лучи проникли в гараж, освещая все уголки его. Кирюха лежал на кровати да за голову одной рукой держался.

– Утро доброе, – говорю. – Ну, как оно?

– Порфирька?! – прищурился мой товарищ. – А ты как тут оказался-то?

Похоже, Кирюшка плохо помнил день вчерашний, как, впрочем, и предыдущие дни. Я рассказал ему обо всем. И что он уже пьет месяц, и что с работы его убрали, и что пора заканчивать со всем этим.

– Правда, что ль, уволили? Все равно – это не важно уже… Не хочу я жить. Нету никаких сил, нету никакого смысла. Только тихая, серая явь… Даже стихи не идут у меня. Нет никакого вдохновения, нет никакой красоты в мире… Петька? Петьку и без меня воспитают, у него бабушка и дедушка еще есть. Нельзя, чтоб его воспитывал такой, как я…

Так и думал я, что его философствования до добра не доведут. Ну, ничего, этим мы потом займемся, а сперва нужно Кирюху от пьянствования вылечить.

– А водки у меня разве не осталось со вчера-то? – спросил Кирюха, потихоньку вставая с раскладушки.

– Осталось, но я убрал ее. И не получишь ты ее. Для твоего же блага стараюсь, – серьезно сказал я, а Кирюха застонал в ответ.

Кирюха всегда доверял мне. Даже если он и сам не понимал, что делаю, то верил мне и делал, как я ему советовал.

– Лечить меня собрался, что ль? – горько произнес мой товарищ. – Смысла в этом все равно нет. Травами жизнь не вдохнешь в человека… В общем, делай, как знаешь – хуже мне все равно уже не станет.

Чем из Кирюхи выбить к алкоголю тягу, я знал уже. Еще будучи на службе в армии, мне доводилось от алкогольной страсти сержанта нашего избавлять. А помогла мне в этом кора сосновая да хвоя пихтовая. Настой, из них приготовленный, обладал удивительной силой возвращать человеку желание жить, творить и развиваться. Причина состояний тягостных – большое скопление энергии темной на уровне горла нашего, где находится энергетический центр мысли и творчества. Именно он является вместилищем той светлой энергии, которая побуждает нас к созидательной деятельности. Когда же темной энергии в центре мысли и творчества становится больше, чем светлой, человек теряет интерес ко всему и вся. Жизнь начинает терять краски свои и становится бессмысленной да нежеланной. Такое вот состояние пробуждает у человека желание напиться да забыться. Алкоголь же это состояние не лечит, а наоборот – усугубляет. Как только хмель выходить начинает, состояние тягостности возвращается вновь еще сильнее. Алкоголь, словно нектар для пчел, притягивает к центру мысли и творчества энергию темную. Настой же хвойный совсем наоборот действует. Он проясняет разум и память, выталкивая из центра мысли и творчества энергию негативную. Он усиливает волю к жизни и обостряет творческие способности, раскрашивая жизнь красками яркими да цветными. Ну, и в итоге-то, страсть к спиртному в небытие уходит. А некоторым вообще противен алкоголь становится после хвои-то.

Целебный кипарис

Хочу вам еще об одном дереве хвойном рассказать. О кипарисе.

Дерево это диковинно и редко весьма в краях наших, ибо теплолюбиво оно очень, а с нашими-то морами зимними не согреешься особо. Я же столкнулся с ним, когда в Крыму был во время путешествия своего. Как мне мой товарищ крымский, Лаврентий, рассказал, кипарис к ним с краев пиренейских путешественники завезли во времена России царской. С тех пор и прижилось там это растение диковинное.

Как я увидел его первый раз, удивился очень. Все деревья хвойные обладали женской, поглощающей энергией, а вот кипарис наоборот совсем – мужской, излучающей. Кипарис казался мне сильным, могучим, отважным воином среди деревьев. А это значило, что если из него средство целебное приготовить, то цены ему не будет в применении для мужиков. Такое средство бы мужскую энергетику сильнее гораздо сделало, а силу внутреннюю – явственной. «Ну, грех будет не попробовать целебное средство из кипариса сделать», – подумал я. Сорвал я несколько веточек, да решил прямо у товарища своего в гостях и сготовить средство это. Лаврентий не против был, ибо сам он к растениям целебным интерес имел. Отвар, который приготовил я из кипариса, на славу вышел. Обычно, если средство впервые готовлю, то сперва его на себе пробую. Но товарищ мой, Лаврентий, убедил меня и ему дать отвару испробовать. Пили мы средство это целебное в течение нескольких дней. Я сразу же замечать стал, как после отвара внутри меня огонек игривый разгорается да сила набирается. С Лаврентием тоже самое было. А на пятый день мы и вовсе чувствовать начали, что начало мужское в нас, словно огонь, разгорелось. А помимо этого, и много других эффектов радостных проявилось. У Лаврентия в то время давления кровяное подскакивало, да пульс барахлил немного. Так благодаря отвару целебному ушло все это от товарища моего.