Жан Поль вздрогнул и беспомощно уставился на монаха.
– Так что мне передать ей?
– Пусть войдет.
Красивая немолодая женщина со смелым взглядом и сжатой в пружину волей в уголках губ твердой походкой вошла в распахнутые двери.
– Думается, мне не надо особо представляться вам, отец Жан, коль вы впустили меня в эти покои. Я хотела бы понять ваши намерения по отношению к моей дочери. Чего вы добиваетесь своими поступками?
Каждое ее слово обливало Жана Поля жгучим кипятком. Он с ужасом понимал, что купить лояльность этой женщины деньгами ему не удастся.
– Чтобы ответить на ваш вопрос, я хотел бы узнать, о каких моих поступках вам рассказывала ваша дочь? – как можно невозмутимей спросил он охваченную праведным гневом Марию Дангон.
– Она не рассказывала ничего, пока я не обнаружила у нее под изголовьем труды некого Джордано Бруно. Я потрудилась прочитать написанное и пришла в ужас от содержания. Под страхом материнского проклятия Авелин призналась мне, откуда у нее эти бумаги. Вы понимаете, какое смятение вы вносите в неокрепшую душу молодой девушки? Вы пытались представить себе хоть раз, какие последствия могут быть от ваших опытов над прихожанами? И что она, дочь художника по шелку, будет делать с этими знаниями?
– Я перед вами очень виноват, – с заметным облегчением выдохнул Жан Поль. – Поверьте мне, я не имел желания навредить Авелин. Мной руководили восторг и признание умственных талантов вашей дочери, и я желал лишь приумножить их диковинными взглядами ученых мужей на окружающий нас миропорядок.
– Я требую от вас признаться в пагубности вашего влияния на мою дочь и впредь отказаться от каких-либо приватных бесед с ней на темы, выходящие за рамки вашего сана.
– Не могу не согласиться с каждым из сказанных вами слов. И признаю мудрость и справедливость ваших требований. Обещаю, что с этой минуты вам больше не о чем волноваться, – с этими словами Жан Поль учтиво поклонился.
– Надеюсь, вы исполните сказанное. Я же своей материнской волей заставлю ее вернуть принадлежащие вам бумаги тем же способом, которым она получила их от вас. А вы, в силу данного обещания, используете этот момент для того, чтобы объясниться с ней о прекращении существовавших между вами общений.
Без учтивого поклона в ответ Мария Дангон развернулась к дверям и вышла.
Почувствовав дрожь в ногах, Жан Поль сел на деревянный стул с подлокотниками. Оглушенный внезапным визитом, он смотрел на опустевший дверной проем, пытаясь осознать случившееся. Речь и стать матушки Авелин были так не похожи на обычные повадки лионских домохозяек… не каждый образованный муж смог бы так решительно излагать свои мысли, как она. И откуда у матери семейства такая способность повелевать людьми, когда она сама, – должна была бы! – является объектом повелений? И что теперь делать с Авелин? Их хрупкое счастье оказалось под угрозой разоблачения, и пришло время думать о будущем.
Решение пришло быстро. Авелин необходимо будет уговорить принять постриг и, под предлогом желания вступить в особый монашеский орден, вывезти с собой в Рим. Там определить в тихую обитель и, под покровительством мудрой и небескорыстной настоятельницы, продолжить безмятежные встречи. Устроенные подобным образом отношения между братьями и сестрами монашеских орденов были не редкостью, и уже никого не удивляли. Раньше Жан Поль горячо осуждал их, а теперь и сам оказался в такой ситуации. Надо было спешить на встречу с Авелин, чтобы изложить ей свой план и приступить к необходимым приготовлениям.
Утро уходящего лета обдувало влажной прохладой. Предстоящие перемены радовали и пугали одновременно. Хотелось предаться мечтаниям о будущем, но важнее было продумать детали совместного отъезда.
Вид их излюбленного места тайных встреч нежно защемил сердце при мысли, что они должны вскоре покинуть его для новой жизни и, быть может, больше никогда сюда не вернуться.
Авелин долго не шла, вероятно, задержанная неприятными объяснениями с матушкой. Надо было набраться терпения, и Жан Поль сел на примятую траву.
Время тянулась, как пасхальное тесто, вызывая раздражение от вынужденного бездействия. Когда солнце накренилось к западу, стало понятно, что сегодня она не придет.
Раздосадованный, Жан Поль шагал к собору, раздумывая над тем, как выманить возлюбленную из-под родительской опеки. Еще издалека он заметил странное людское оживление на соборной площади. Люди, собравшиеся на ней, что-то оживленно обсуждали, сбившись в кучки.
– Что случилось, миряне? Что заставило вас прийти сюда в этот час? – доброжелательно поинтересовался Жан Поль.
– Поймали сектантку, когда она пыталась сбежать из города, – стали наперебой отвечать мужчины и женщины. – При ней были колдовские книги и травы, а в мешке за спиной обнаружили мертвого, обескровленного младенца. Ее заточили в городскую тюрьму.
Страшная догадка больно толкнула в грудь. Задыхаясь от волнения, он вбежал в собор, где посреди прохода стоял епископ, окруженный монахами, среди которых Жан Поль узнал своего прислужника. В эту же секунду он понял, как был неосмотрителен в своих поступках. Конечно же, его подслушали, и Авелин оказалась в опасности.
– Друг мой, пока вы отсутствовали, мы с братьями сделали вашу работу. Наконец-то в наши сети попалась настоящая еретичка.
– Ее имя Авелин Дангон? Она ни в чем не виновата! Все, что при ней найдено, принадлежит не ей! – задыхаясь, выпалил Жан Поль.
– Молчать! – со злобой крикнул епископ и, здесь же смягчившись, продолжил с елейной улыбкой: – Пойдемте со мной, брат мой. Я выслушаю вас в своих покоях.
Закрыв за собой дверь, старый епископ впился в Жан Поля острыми и недобрыми глазами:
– Вы сошли с ума, отец Жан? Вы хотите уничтожить и меня, и себя? Вам мало одной загубленной души? Сколько еще судеб нужно положить на алтарь вашей бездумности?
– Она не виновна! Это я принес смуту в ее юный и чистый разум!
– Укоротите свой язык, еще раз повторяю вам! Чего вы добиваетесь – сокрушительного для нас обоих позора? Вы поставили на кон вашей безумной игры репутацию святейшего престола, представителем которого вы здесь являетесь. Вы хотите уничтожить веру в целомудренность Папы в сердцах благопристойных лионцев? Вы решили выставить меня покровителем грязных утех, уговорив вернуть вам распутную девку с запрещенными книгами под юбкой? Быть может, это я развратил ее душу и тело, и теперь должен и ей и себе вернуть доброе имя? Нет, уважаемый, это сделали вы, и все, что я могу в этой ситуации, это только вернуть в чистое лоно хотя бы вас. Но для этого вам нужно избавиться от источника зла.
– Я открыл ящик Пандоры.
– Вот! Вы и сами прекрасно все понимаете. Эта девица – воплощение всех ваших бед. Она осквернила избранную вашей душой миссию искупления грехов за все человечество перед Всевышним. Заглянув в ее грешные глаза, вы сами стали грехом.
– Вы знали о нашей связи?