Поскольку одесский дом наместника еще не достроили, Михаил спешно нанял для жены красивую дачу Рено в пригороде и там поселил ее с малышом. Публика передавала из уст в уста, что «маленькая графиня в добром здравии и скоро начнет принимать».
Финляндия.
Аграфена явилась в Або прекрасная, как розан. Закревский заметно повеселел. В первый вечер, когда он встретил жену на дороге, и та попросилась переночевать, генерал думал оставить тяжелые объяснения до завтра. Но Груша пришла к нему ночью и не ушла до тех пор, пока все снова не стало хорошо. Уже после она лежала, уткнувшись лицом в его ладонь, и всхлипывала:
— Сенечка, я больше никогда не уйду от тебя.
Не сказала: не изменю. Закревский усмехнулся ее простодушию. Груша не умела и не любила лгать. Он знал, что она будет грешить. Но Арсений готов был смотреть на это сквозь пальцы, лишь бы жена осталась. В сущности, ему не так уж много надо.
— Я тебя люблю, — сказал он, поцеловав беспутную красавицу в медные кудряшки на затылке.
Груша снова заплакала, обняв его и зарывшись носом в одеяло.
— Я думала, ты меня прогонишь.
— Ты бы хоть на дочь сходила посмотреть, — укорил ее муж. — Вам ведь заново придется знакомиться.
Аграфена беспечно фыркнула.
— Меня дети любят.
Она оказалась права. Лидия так восхитилась великолепием неизвестно откуда взявшейся матери, что немедленно произвела ее в феи. Она продала свое маленькое сердечко за итальянских кукол. За тысячи поцелуев. И за рассказы о прекрасных принцах, которые будут осыпать ее цветами, как только она подрастет. Послушав, как на каждый вопрос девочки Груша отвечает: «Можно», — генерал понял, что супруга явилась из Неаполя погубить дочь. Но госпожа Закревская оставалась в Финляндии недолго. Недели через две она получила письмо от вдовствующей императрицы. Мария Федоровна звала ее к себе.
— А не пошла бы эта старая корова… — рассердился Арсений. Ему вовсе не хотелось оставаться одному.
— Нет, — покачала головой Аграфена. — Ее величество по пустякам не беспокоит.
Павловск. Окрестности Санкт-Петербурга.
Императрица Мария Федоровна рисовала в угловой комнате Павловского дворца. Из окна-эркера открывался вид на занесенную снегом реку. Тяжелый гранитный мост, перекинутый на другой берег, укрывали шапки сугробов. Зима пришла на один день, как бывает в ноябре. С моря прорвался поток сырого холодного воздуха. Вечером завьюжило, завыл ветер в трубах, на рассвете метель улеглась, и милый сердцу парк предстал во всей красе. Жаль только, что пора собираться в город. Летняя резиденция не годилась для холодов. Ее величество медлила по одной ей известной причине. Она желала встретиться с нужным человеком без лишних глаз. А в столице о приезде Закревской сразу узнают.
— Дама, за которой ваше величество посылали, здесь. — Лакей отступил, пропуская Грушу в зал.
— Девочка моя, как я рада тебя видеть!
Гостья сделала глубокий реверанс и застыла, ожидая, пока вдовствующая императрица поцелует ее в лоб.
— Вы из Або? Одобряю ваш поступок следовать за мужем в Финляндию. Наконец здравый смысл возобладал в вашей хорошенькой головке! — Мария Федоровна потрепала бывшую фрейлину по щеке.
— Мой муж скучает на севере, — намекнула Аграфена. — Это назначение не для него.
Вдовствующая императрица спрятала улыбку в уголках губ. Цена названа.
— У меня к вам поручение. Весьма щекотливого свойства. Помните графа Ростопчина, друга покойного императора? При дворе, он всегда ухаживал за вами.
Закревская передернула плечами. «Старый ловелас!»
— Сейчас Федор Васильевич живет в Москве, — продолжала пожилая дама. — Но две недели назад приехал в Петербург. Мне стало известно, что при нем находится важный документ. Это эпистола моего несчастного мужа, написанная не в лучшем расположении духа. Он привез ее специально для того, чтобы передать генералу Куруте, приближенному цесаревича Константина. Если письмо попадет в Варшаву, я буду крайне огорчена.
— А что в письме? — Аграфена считала этот вопрос уместным.
Ее величество выдержала паузу.
— Упаси вас Бог даже заглядывать в конверт, дитя мое.
«Вы предлагаете мне соблазнить и обокрасть старика?» — про себя рассмеялась гостья.
«Я предлагаю вернуть твоего мужа из Финляндии», — мысленно отвечала ей собеседница.
— Я попробую.
— Вы сделаете.
Царское Село.
Надев высокие болотные сапоги и повязав шеи шарфами, великие князья Николай и Михаил отправились на «свой» остров. Он больше не принадлежал им, переходя по наследству к новому поколению царской семьи. Так решил Никс, и Рыжий чуть досадовал на него, но понимал: пора. Кажется, они в последний раз собирались жечь здесь костер из сломанных веток старого шалаша. Нужно расчистить место для домика. Весной, когда земля подсохнет, начнут строить.
— Как тебе только в голову пришло? — с некоторой злостью осведомился Михаил, подняв тяжелые, крест-накрест сколоченные доски, с которых посыпалась жухлая трава.
— Не сердись, — отрывисто бросил Никс. — В конце концов твои дети тоже будут тут возиться.
Рыжий задержал руку и почему-то очень странно посмотрел на брата, но ничего не сказал.
— Может, и не стоило показывать Саше остров, но я был так расстроен этой Белой башней…
Царевич почувствовал, что младший его не слушает. Вытянув шею, он смотрел куда-то вперед. Проследив за его взглядом, Никс присвистнул. Вдалеке, за кромкой парка, уголком виднелась чухонская ферма, откуда во дворец доставляли молоко. Ее деревянные баньки выходили на озеро, из их распахнутых дверей валил пар, и сейчас было видно, как по мосткам к воде бегут крошечные человеческие фигурки — пара мужских, гурьба ребятишек и две бабы. С расстояния не доносились голоса, но визг, плеск и хохот легко было представить. Никс перевел взгляд на брата и удивился выражению раздраженной зависти на его лице.
— Здоровый мужик, а на голых пейзанок пялишься! — Он отвесил Рыжему шуточный подзатыльник. — Женить тебя пора!
Старший не ожидал, что Мишка отреагирует так болезненно и зло.
— Женить? — прошипел он. — И это мне говоришь ты?
— Я, — не понял Николай.
Младший прищурил глаза, его губы искривились от обиды, как бывало в детстве, когда брат отнимал у него ружье.
— Ты! — выдохнул Рыжий. — Ты! Дубина! Я так и знал, что ты ничего не понимаешь!
Он схватил целую охапку сучьев и торопливо зашагал с ней к костровищу. Никс застыл на месте, ожидая объяснений. Их не последовало. Брат не вернулся, а сел на берегу земляного канала, взял прут и стал взбивать темную воду.