Они спокойно дождались, когда я выпью стакан — и сами пили чай — потом полковник сказал:
— Не расскажете ли, что вы там видели? Очень вас попрошу, как можно подробнее. Вы курите, если есть такая привычка, мы все трое дымим, как паровозы…
Я всё доложил — обстоятельно, но не растекаясь мыслью. Имел к тому времени немалый опыт подобных докладов, пусть и касавшихся чисто военных вопросов. Об одном умолчал: о двери, ведущей неизвестно и куда, в чью-то чужую осень. Язык не повернулся. Боялся, не поверят, как многие на их месте не поверили бы. Очень уж фантастично. А свидетелей у меня нет — Клементьев погиб, старлей, судя по всему, тоже. Согласитесь, трудно в такое поверить тому, кто своими глазами не видел. И решил поступить по-другому: когда отобъем городок и приведу их туда, то и покажу дверь, отодвину засов…
Полковник мне задал с дюжину вопросов — судя по хватке, ему не раз приходилось экзаменовать студентов. Однако все они касались лишь тех или иных подробностей моего доклада. Ручаться можно, он нисколечко не заподозрил, что я от него что-то скрываю. Напоследок спросил:
— Вы не могли бы изложить все это на бумаге самым подробным образом?
Хотя настроение у меня было отнюдь не веселым, я все же мысленно ухмыльнулся: уморушка с этими штатскими, пусть и научными светилами… «Не могли бы вы написать?» Это вместо команды: «Составьте подробный письменный рапорт, товарищ майор!» Ну да что поделаешь, если люди сугубо не военные? Окажись я у них, в их, так сказать, расположении, наверняка сам совершил бы массу мелких промахов, не зная гражданских порядков…
Особист меня отвел в отдельную комнатку, но рапорт я успел составить примерно до половины: буквально влетел тот же особист и с порога выпалил, что следует немедленно выезжать. Началось!
По пути он успел мне кратенько рассказать, что посланная на двух легких броневичках разведка быстро обнаружила полное отсутствие немцев как в городке, так и на несколько километров вокруг. Похоже, они просто ушли.
Тем не менее все пошло по правилам: впереди танки с самоходками, за ними пехота, грузовики и легкие артиллерийские тягачи с расчетами и пушками на прицепе, а уж следом — машины спецгруппы, к которым присоединился и я на своем «виллисе».
Сюрприз… Вместо дома «почтаря» — огромная воронка, почти до краев заполненная даже не обломками, а прямо-таки щебенкой, мелким каменным крошевом. Ни следа ни башенки, ни ближайших деревьев. Чертову уйму взрывчатки немцы должны были заложить, далеко вокруг в домах повылетали все стекла.
Постояв на краю воронки, обойдя ее неторопливо кругом, полковник сказал уверенно:
— А ведь, пожалуй что, батенька, основной заряд они заложили в подвале, так что раскапывать нечего…
Я с ним был совершенно согласен — походило, что в этом он понимал толк не хуже военного. В самом деле, раскапывать нечего. Даже если и сохранился выход в чужую осень, теперь у меня тем более язык не повернулся о нем рассказать. Не поверили бы, как пить дать. Могли — уже не они, а мое прямое начальство — к психиатрам отправить…
Так что, дописывая рапорт, я ни словечком не упомянул о той двери, ведущей неизвестно куда. А впрочем, меня после того не особенно и дергали: ученая троица, прочитав мой рапорт, вызвала только раз, задала пару-тройку вопросов, уже чисто для проформы, и отпустила душу на покаяние. А начальник штаба дивизии, которому мне тоже пришлось писать рапорт — повторение первого, почти слово в слово, разве что пришлось немного добавить обо всем случившемся в то утро, — меня и вовсе не отзывал. В конце концов, это прямо не относилось к нашим чисто военным делам, я все сделал, как надлежит, и упрекать меня было не в чем…
Что еще? Если не считать погибших, больше всего не повезло майору-комбату: его понизили до капитана, сняли с батальона и поставили на роту. Кто-то решил, что на нем есть своя вина, что ему, коли уж передовой, собственно, был наш городок, именно туда ему следовало отправить всю артиллерию. Возможно, в таком решении и был резон. Хотя… Есть сомнения, что нам удалось бы отбиться даже при наличии у нас всей батальонной артиллерии — не так уж ее и много имелось в батальоне, да и калибры не те, чтобы на равных драться с «Королевскими тиграми». Бой просто-напросто был бы более долгим и кровавым, подмога могла бы и не успеть. В одном я твердо уверен: у немцев был приказ вытеснить нас из городка, взорвать дом «почтаря» и уходить. Ничем иным их поведение не объяснить.
Да, тот «Тигр» подорвал именно старлей. Действительно, старый городошник… Когда мы его нашли, все было ясно: одну гранату он успел метнуть, метко поразивши цель, а потом его срезали пулеметной очередью с бронетранспортера. Другие четверо и того не успели сделать… Так их и нашли — с парой гранат у каждого…
Потом? Берлин мне брать не довелось, и до Победы я больше не получал наград — но и не ранило ни разу, тоже неплохо. Поздней осенью нашу дивизию вывели домой и расформировали, в число демобилизованных офицеров попал и я, но очень быстро обустроился на гражданке: инженеры с опытом были нарасхват, учитывая, сколько немцы у нас порушили, сколько пришлось всего восстанавливать. За время службы в Германии я в том городке не бывал ни разу, да и в ГДР (к которой городок и отошел) бывать не довелось, да, наверное, уже не доведется: я знаю, иные ветераны туда ездят на разные торжества и никогда не жаловались, что их в ГДР принимали плохо, но вот лично я из тех, у кого к немцам до сих пор… особое отношение. Не хочу их видеть, пусть даже социалистических, речь немецкую слышать не могу. Со многими такое бывает — на всю оставшуюся жизнь, знаете ли.
Так что представления не имею, что теперь на месте того домика. Даже если допустить, что там затеяли какую-то большую стройку, что дверь сохранилась и ее обнаружили — засекретили, конечно же, наглухо. И если почтарь остался жив, попал к нам или к союзникам и восстановил под надзором свою машинерию — опять-таки засекречено наглухо. Вот вы бы засекретили? Ну да, и я тоже…
Вот что еще. Лет через десять после войны мне случилось прочитать кое-что интересное про германское министерство почт и телеграфа. Любопытная вещь обнаружилась: оно, кроме писем, открыток и прочих посылок-телеграмм, еще и всерьез снималось научно-техническими исследованиями, главным образом в области электротехники, но не только. Были и серьезно оборудованные лаборатории, и соответствующие кадры. Министерство это даже немного поучаствовало в немецком проекте но созданию атомной бомбы. Единственный пример в Европе, да, наверное, и во всем мире. Почему так вышло, выяснять скучно: ну, так уж исторически сложилось. В общем, скорее всего, долбаный изобретатель этот не прикидывался «почтарем», а действительно работал в том министерстве, сугубо по своему профилю, не имел ничего общего с открыточками-телеграммами.
Мои предположения? Нет ни малейших. По недостатку данных. Я все-таки инженер, привык к точным формулировкам — а их просто неоткуда взять. Не берусь и гадать, где мы побывали, где ходили с четверть часа. В ботанических атласах я ни разу не копался, похожих деревьев по книгам не искал — к чему? Возможно, покойный старлей был прав касаемо деревьев, и мы прогулялись по нашей же планете, по матушке-Земле, где-нибудь в Северной Америке или Австралии. Там другие часовые пояса, ничего удивительного, что там ясный день, когда в Германии — глубокая ночь.