— И для ч-чего это я тебе… спонадобился? — спросил Степан. Спокойный тон ведьмы немного успокоил его.
— Да ты мне и не надобен. Это я тебе потребна.
— На кой чёрт ты мне сдалась… — с досады вырвалось у Степана. Он хотел было ещё что-то сказать резкое, но, вспомнив, кто перед ним, тут же прикусил язык.
— Помочь тебе вот хочу, Стёпушка, — всё так же невозмутимо молвила старуха.
— И как же это ты собираешься мне помогать? Да и в каком это деле? Вообще-то я и сам во всём справляюсь…
Хима иронично покачала головой и всё так же спокойно произнесла:
— В сердечном деле, милок, в сердечном.
И тут Степан крепко задумался: «Вот шельма, всё знает! А может, и в самом деле нехай попробует! Чем чёрт не шутит! Но, что же она задумала?»
— Я сердцебиением не хвораю, — прикинулся непонятливым Степан.
— Э-э, милый, — чуть ли не с насмешкой проронила Серафима. — Ещё как хвораешь! Ты на себя погляди, лица на тебе нет. А ты говоришь…
Степан не нашёлся, что на это ответить и лишь с опаской поглядывал на ужасную старуху. Он с трудом преодолел первый страх и теперь внешне держался спокойно.
А старуха, прищурив тёмные глаза, пристально наблюдала. Хотя она уже видела, что собой представляет новый приказчик, но ей было интересно узнать определённее, из какого теста он сделан и до какой грани сможет сохранить самообладание.
— Меня трудно обдурить. Я ведь не только ушами слышу… И глаз мой человека насквозь видит, — с этими словами Серафима так зыркнула на приказчика, что тот невольно поёжился.
Степан лихорадочно соображал. Он чувствовал, что неспроста эта ведьма предлагает ему помощь. К такой только попадись — век в ярме ходить будешь. Но и послать её к чёрту — тоже страх берёт. Вот незадача!
— А с какого это интересу ты собралась мне помогать? — приказчик никак не мог понять истинного намерения старухи. — Небось запросишь потом, чтоб душу дьяволу продал! Мне такое не подходит.
— Не запрошу… Ничего не запрошу.
— Так не бывает!
— Бывает. У меня свой интерес, у тебя — свой.
— Хм, и какой это у тебя может быть интерес? — с ходу ляпнул Степан и тут же сообразил: «Прохор!»
Старуха пристально наблюдала за приказчиком.
«Та-а-ак… — подумал он. — А вот это уже по-настоящему интересно! Хм, а я-то с перепугу и не догадался сразу!»
Заметив резкую перемену в лице Степана, Серафима лишь ухмыльнулась:
— Ну, наконец-то! Дошло-таки на седьмые сутки!
— А что будет после «твоей помощи»? Что станется?
— Как «что»? Тебе — девка…
— А тебе?
Серафима устремила взор в синюю даль и загадочно произнесла:
— А мне жить станет легче… — Переведя взгляд на приказчика, она строго спросила: — Уразумел ли?
— Дык… а я что? Мне всё равно… — опять нервно запыкал Степан.
— Вот то-то же. Поменьше спрашивай — подольше покой иметь будешь.
— Понял… не маленький… — выдавил приказчик и, видя, что всё равно ему деваться некуда, смирился. — Ладно, уговорила. От меня-то что надобно?
— Да ничего особенного, — вздохнула Серафима и, кивнув в сторону близлежащего леса, устало сказала: — Пошли к опушке, растолкую. Старая я уже, ноги начинают болеть, кости ломит. Вон на корягу присяду — и говорить проще станет.
— Пошли, — согласился приказчик и с тревогой начал всматриваться в лесную тень.
Присев, Хима скоро объяснила приказчику, что ей нужно и как это сделать. Степан даже удивился такой пустяковой затее. Он ожидал, что ему придётся исполнять опасное и рискованное поручение. А тут — тьфу! Пустяк!
У приказчика даже настроение взыграло. Слушая спокойный говор старухи, он совсем осмелел. Удивляясь самому себе, Степан даже впал в размышления: «И не такая уж страшная эта ведьма. Если бы не обсмаленная рожа, обычная селовая баба. А вот за заботу благодарствуем. Глядишь, да и выйдет толк какой…»
Серафима, глянув на приказчика и заметив на его лице слишком довольное выражение, неприязненно буркнула:
— Рано размечтался. О деле лучше думай. Это сразу кажется, что всё просто. А как оно обернётся, кто знает…
Степан опять поразился прозорливости старухи.
— Не переживай, будет тебе угощение, — сказал он и, немного помолчав, не удержался, спросил: — Скажи, Хима, морда вот у тебя опаленная — Прохор постарался?
От изумления глаза Химы округлились, как у совы. Не найдя что ответить, она ошеломлённо уставилась на приказчика. Никак не ожидала от него такой наглости. Так ничего и не сказав, она отвела в сторону взгляд и притронулась рукой к шрамам. Вопрос Степана остался висеть в воздухе.
— Ясно… мне он тоже стоит поперёк горла, — тихо произнёс понятливый приказчик.
— Ну так чего ж ты скачешь сегодня по свету, как полоумный?! Соберись, поднатужься, возьми да и проглоти этот кусок, раз он у тебя в горле стоит, — зло съязвила старуха.
— Ага, проглотишь. Ты и то вон, как я понял, подавилась, а куда уж мне.
— Ты, милок, говори, да не заговаривайся. Осмелел, видать? — злобно прошипела Серафима. Её уже начала раздражать настырность приказчика.
— Ладно, ладно, не серчай. Осмелел, не осмелел, а нынче мы, Хима, с тобой в одной упряжке. Цели у нас, правда, трошки разные, а вот дорога к ним одна.
— Одна… — согласно кивнула головой Хима. — И я-то дойду, а вот ты со своим языком да никчемной душонкой как бы в канаве на обочине не оказался.
— Сплюнь, старуха!
— Так я и сплёвываю-то всегда по делу, а оного пока не вижу. Ну, да хватит без толку трепать. Обсудили что надо — и разошлись. Как бы тебе не припоздниться, — сказав последние слова, Серафима поднялась.
— Погодь, погодь трошки. Я что спросить-то еще хотел…
— Спрашивай. Если знаю, скажу, мне не жалко.
Степан, немного помявшись, начал неуверенно говорить:
— У тебя ж… это… дочка есть… Говорят, красивая девка. Неужто ты хочешь, чтоб она всю жизнь в лесу просидела…
— А это не твоего ума дело, — перебила Серафима.
— Жалко, просто, девку… ей бы к людям… Тебе-то старой всё равно… а вот ей…
— Ты уж говори точнее: ей бы к хлопцам, а ещё точнее — к тебе, кобель паршивый! Ишь ты, заступник нашёлся! — уже не на шутку совсем разозлилась старуха.
— При чем тут я! — видя состояние Химы и решив не будить лихо, залепетал приказчик. — Я её и в глаза-то ни разу не видел. Хотя нет, вру. Раза два или три издали всё ж замечал девичью фигуру. Видать, она была.
Серафима подозрительно глядела на тщедушного, но настырного приказчика и ей захотелось вдруг слегка проучить его, чтобы не забывался.