— Хотелось бы послушать, что ты на это скажешь.
Смешинка снова заиграла в его глазах. И страсть, как ни странно. Он прислонился к ней лоб в лоб.
— Я вернулся, — сладко зарокотал его бас, — потому, что ты любишь меня.
Пейдж икнула — то ли плач, то ли смех. И спросила:
— Как ты выразился? — Ее рука взлетела к горлу, Гейб перехватил и поднес ее пальцы к своим губам. Закрыл глаза и упоенно вздохнул.
— Ты любишь меня. — Он повернул ее ладонь и прижался губами к жилке, бьющейся на запястье. — Ты мне сама сказала. В моей постели. Ты была такая нежная, теплая, довольная.
— Я не говорила вслух! Разве не так?
— Говорила. Я чувствовал твое дыхание, когда ты шептала у моей щеки. И сейчас чувствую.
— Ты знал и все-таки… ушел.
Гейб приложил ее руку к своей груди над сердцем, обхватил ее щеки ладонями, пусть смотрит прямо ему в глаза, и сказал:
— Знал, но мне трудно было поверить в такое. Пока не понял, что не поверить невозможно. — Трудно было сохранять стойкость, когда дождь нежных теплых поцелуев посыпался на ее лоб, тонкую кожицу вокруг глаз, уголки губ. Застонав, он снял ладони с ее щек и чувственно, как собственник, смял ягодицы, кончиком носа водя по шее, теплые воздушные струйки щекотали мочку уха. Его голос задрожал в ней. — С тех пор я каждый день внушал себе: все произошло так быстро, вряд ли такое реально. Ты слишком хороша для подобной реальности. Мне нужно проверить все временем.
Хорошая девочка Пейдж так и сказала бы: «Аминь». Но с тех пор настолько вошла в раж, что откинула полу кожаной куртки, чтобы добраться до его поясницы, ягодиц. Чтобы вжаться бедрами в его плоть. Поднять голову, подставить ему все желанные, самые нежные места.
— А теперь?
— Достаточно десяти тысяч миль, чтобы перешерстить в памяти все пережитое и понять, что вы, сударыня Пейдж Данфорт, отнюдь не та книга, которую можно пролистать наспех. Такую веху, как вы, не обойдешь мимоходом, так что с вами только на всю жизнь. — Гейб поднял голову, в его глазах горело желание. — Я влюблен в тебя, Пейдж. И созрел для твоей ответной любви.
Пейдж услышала все, что хотела. Провела рукой по его щеке, поросшей недельной щетиной, прихватила пальцами его темную шевелюру и притянула его голову к своей. Он застонал, когда их губы встретились, и она словно растворилась в нем, в его жарком излучении, их руки пытались хоть как-то восполнить невозможность полной близости. Его запах, сила так возбуждают, что она слабеет, кровь горит, сердце едва не разрывается от полноты жизни. И так уперто отказывалась от этого? Она вынырнула из туманной дымки его поцелуя, хотя могла бы целую вечность наблюдать, как он пожирает ее губы голодными глазами. Дождалась, когда их взгляды встретятся.
— Ты даже не знаешь, насколько сильно я тебя люблю.
— Я рассчитываю на то, что ты меня любишь ровно столько, сколько мне известно.
Пейдж приподнялась на мысках и снова поцеловала его. На этот раз нежно, неспешно, раздумчиво, понимающе. Закрепляя свои права на него. По щеке сбежала слеза, слишком трудно сдерживать переполнявшие эмоции.
Гейб чуть отстранился, слизнул ее слезу со своих губ и нежно отер мокрый след на ее щеке.
— Раз уж мы все выяснили, тебе, наверное, некуда спешить, или как?
Пейдж рассмеялась и подумала о чемодане, который, надо надеяться, все еще стоит у дверей ее квартиры.
— Ничего срочного.
— Хорошо. Я настроился купить себе костюм и подумал, что именно ты могла бы помочь сделать правильный выбор.
— Костюм? Никогда не видела тебя в костюме. Ни разу.
— Как оказалось, мне просто нужен был стимул.
— То есть?
— Не уверен, что моя кожаная куртка будет гармонировать с твоим платьем. Ну, с тем белым, с бисером.
— Жемчугом, — поправила Пейдж, хотя кровь так разогналась в жилах, что она едва не потеряла сознание.
— Э-э-э?
— Настоящий речной жемчуг, если что.
Его губы чуть раздвинулись в улыбке, это привело ее в такой восторг, что пришлось сглотнуть.
— Все верно, — сказал он. — Насколько понимаю, если бы ты не купила платье с жемчугом, никогда не пожелала бы меня. Если бы я не застал тебя в нем, не пришлось бы вызволять тебя из него, как жениху в брачную ночь. И я никогда не избавился бы от своих иллюзий о том, что якобы не желаю это делать. Кажется, некая фея немного поколдовала над ним. Так что мой костюм обязан соответствовать. Прикинь?
Пейдж попыталась осмыслить. Представила Гейба чисто выбритого, строгий серый костюм, цилиндр, смокинг, жемчужные пуговицы на жилете, бледно-кремовый камербанд [9] . Рассмеялась вслух, до чего нелепая картина!
— Вам смешно выйти за меня замуж, мисс Данфорт?
Смех повис, поскольку Гейб пал на колено, приподнял край ее одежды, запечатлел поцелуй на животе. Она прочесала пальцами его длинные густые волосы, качнула головой и присела на его колено.
— Ты хочешь жениться на мне?
— Полагаешь, я проделал путь домой с парой влюбленных фламинго под мышкой ради каприза? Ради тебя. Ты — моя. Я созрел. Мечтаю увидеть лица твоих поклонников, когда те будут смотреть, как ты идешь к алтарю.
Он нес такую чушь, Пейдж покачала головой.
— Я знаю тебя, Гейб. В той толпе ты никого не увидишь — кроме меня.
— Верно. Так ты за?
— Всегда за. — Она подняла пальчик, он расплылся в улыбке. — При одном условии. Не хочу, чтобы ты надевал костюм ради меня. Я люблю тебя таким, какой ты есть.
— Да, — выдохнул он, стаскивая шапочку с ее головы. — Знаю. — И поцеловал ее так, словно от этого поцелуя зависела вся его жизнь.
Несколько минут спустя Пейдж словно в полусне произнесла:
— Хотя мне всегда нравились мужчины в костюмах.
— Ты не перевариваешь таких субъектов. Отныне. Только я всецело в твоем распоряжении.
Она обняла его за шею и вздохнула:
— Замечательное меню. Думаю, справлюсь.
— Со всеми блюдами? Что ж, посмотрим.
Искорка полыхнула в уголках его глаз, они потеплели.
Она сказала севшим голосом:
— Ты за эти сутки вымотался в аэропортах и самолетах, давай, пожалуй, немного передохнем дома, а магазины подождут.
Гейб в одно движение, так что воздух в ушах засвистел, поставил ее на ноги и подбросил фламинго под мышку.
— Так и знал, женщина. Тебе мечталось загнать мое сердце.
Пейдж, смеясь, протянула руку к кнопке и примолкла.