Между тем я едва держался на ногах. Все мы почти тридцать часов не знали ни минуты отдыха, а тут этот старик сидит и трет себе подбородок, трет макушку и так озабочен, что даже высокие сапоги позабыл стянуть.
“Надеюсь, сэр, – говорю я, – вы их не выпустите на палубу, пока мы так или иначе не подготовимся к встрече”.
Заметьте, я не очень-то был уверен, что мы справимся с этими несчастными, если они вздумают напасть. Возня с грузом китайцев – дело нешуточное. К тому же я чертовски устал.
“Вот если бы вы мне разрешили, – сказал я, – швырнуть им вниз все эти доллары, и пусть они дерутся между собой, а мы пока отдохнем”.
“Чепуху вы говорите, Джакс! – говорит он и медленно поднимает глаза, а от этого вам почему-то становится совсем скверно. – Мы должны придумать выход, чтобы поступить справедливо по отношению ко всем”.
Работы у меня было по горло, как ты легко можешь себе представить, поэтому я отдал распоряжения матросам, а сам решил немножко отдохнуть. Я не проспал и десяти минут в своей койке, как в каюту врывается стюард и начинает меня дергать за ногу.
“Ради бога, мистер Джакс, идите скорей! Идите на палубу, сэр! Да идите же!”
Парень совсем сбил меня с толку. Я не знал, что случилось: опять ураган или что? Но никакого ветра я не слышал.
“Капитан их выпустил! Ох, он их выпустил! Бегите на палубу, сэр, и спасайте нас! Старший механик только что побежал вниз, за своим револьвером…”
Вот что я понял из слов этого дурака, хотя, к слову сказать, Отец Рут клянется и божится, что пошел вниз всего-навсего за чистым носовым платком. Как бы там ни было, а я в одну секунду натянул штаны и вылетел на палубу, на корму.
На мостике действительно слышался шум. Четверо матросов с боцманом работали на корме. Я передал им ружья – на каждом судне, плавающем у берегов Китая, имеются ружья – и повел на мостик. По дороге налетел на старину Рута; он сосал незажженную сигару, и вид у него был удивленный.
“Бежим!” – крикнул я ему.
Мы влетели, все семеро, в штурманскую рубку. Там уже все было кончено. Старик по-прежнему был в морских сапогах, закрывающих ему бедра, и в рубахе, – видно, вспотел от своих размышлений. Франтоватый клерк фирмы Бен-Хин стоял подле него, грязный, как трубочист; лицо у него все еще было зеленое. Я сразу понял, что сейчас мне влетит.
“Что это за идиотские штуки, мистер Джакс?” – спрашивает старик самым сердитым тоном.
По правде сказать, у меня язык отнялся.
“Ради бога, мистер Джакс, – говорит он, – отберите у людей ружья. Кто-нибудь непременно себя изувечит, если вы этого не сделаете. Черт возьми, на этом судне хуже, чем в сумасшедшем доме! А теперь слушайте внимательно. Я хочу, чтобы вы помогли здесь мне и китайцу от Бен-Хина пересчитать эти деньги. Может быть, и вы не откажетесь помочь, мистер Рут, раз уж вы здесь? Чем больше нас будет, тем лучше”.
Все это он успел обдумать, пока я спал. Будь мы английским судном или отвози мы наших кули в какой-нибудь английский порт вроде, например, Гонконга, тогда конца бы не было расследованиям, неприятностям, искам о возмещении убытков и так далее. Но эти китайцы знают своих чиновников лучше, чем мы.
Люки были уже открыты, и все они вылезли на палубу – после целых суток, проведенных внизу. Становилось как-то не по себе при виде этих исхудалых, несчастных физиономий. Бедняги глядели на небо, на море, на судно, словно думали, что все это давным-давно разлетелось вдребезги. Да и неудивительно! Они перенесли столько, что белый человек испустил бы дух… Был там один парень из наиболее пострадавших, которому едва не вышибли глаз. Глаз вылезал у него из орбиты и был величиной с половину куриного яйца. Белый провалялся бы после такой штуки месяц на спине, а этот парень расталкивал людей и разговаривал с соседями как ни в чем не бывало. Они здорово галдели, а всякий раз, как старик высовывал на мостик свою лысую голову, они замолкали и глазели на него снизу.
Видимо, старик, поразмыслив, заставил этого парня от Бен-Хин спуститься вниз и разъяснить им, каким образом они могут получить свои деньги. Потом он мне все объяснил: так как все кули работали в одном и том же месте и в одно и то же время, он решил, что самым справедливым делом будет разделить между ними поровну все деньги, какие мы подобрали. Доллары одного ничем не отличаются от долларов другого, сказал он мне, и, если допрашивать каждого, сколько денег он принес с собой на борт, может случиться, что они солгут, и тогда он ничего не добьется.
Он мог бы передать деньги какому-нибудь китайскому чиновнику, которого удалось бы отыскать в Фучжоу, но он сказал, что с таким же успехом может положить эти деньги сразу себе в карман, – все равно кули их не увидят. Полагаю, они думали то же самое.
Мы закончили раздачу до вечера. Было на что посмотреть! Качка здоровая, пароход – один остов, китайцы один за другим карабкаются на мостик за своей немудреной поклажей, а старик – в сапогах, с засученными рукавами сорочки – раздает деньги в дверях рубки, набрасываясь то на меня, то на помощника, который не донес в трюм номер два раненым, которые оставались внизу, их доли. Осталось лишних три доллара, и они были выданы трем наиболее пострадавшим кули. После этого мы вымели наверх кучи мокрого тряпья, обломков, разной гадости и всякой всячины без вида и названия и предоставили им самим поделить это между собою.
Таким способом вся эта история, насколько возможно было, осталась “между нами”.
Как тебе нравится все это, ты, напыщенный франт с почтового парохода? Старик уверяет, что это был единственный возможный выход. Старик как-то недавно заметил мне: “Есть вещи, про которые в книгах ничего не упомянуто”. Мне кажется, что для такого тупицы, как он, он хорошо выпутался из этой передряги».