Итан рассчитал время своего пути до дома так, чтобы заглянуть в ювелирный магазин, а потом зайти в агентство недвижимости Терезы как к концу ее рабочего дня. Он завернул за угол Главной; нога сзади побаливала в месте разреза.
Небо затянулось тучами, зажглись уличные фонари, стоял жгучий холод.
Вот она – стоит в полуквартале отсюда, глядя вверх, в ночь. На ней был серый шерстяной плащ свободного покроя и вязаная шапка, завязанная под подбородком – виднелось всего несколько прядей светлых волос.
Тереза пока не заметила его и пыталась вытащить ключ из замка. Безучастность ее лица что-то надломила в Итане.
Она выглядела сокрушенной.
Изношенной.
Он окликнул ее по имени.
Она оглянулась.
У Терезы была черная полоса. Он сразу это увидел. Мог побиться об заклад на деньги, что она весь день боролась со слезами. Потянувшись к жене, он обнял ее.
Они вместе пошли по тротуару.
На улице была всего горстка людей, которые запирали магазины, возвращались домой с работы.
Итан спросил, как прошел день, и она ответила:
– Прекрасно, – голосом, который подсекал значение этого слова.
Они двинулись наискосок через перекресток с Шестой улицей.
– Я не могу этого сделать, – сказала Тереза.
Теперь в ее голосе звучали слезы, горло ее сдавило от эмоций.
– Нам нужно поговорить, – сказал он.
– Я знаю.
– Но не здесь. И не так.
– Нас сейчас могут услышать?
– Если мы не будем осторожны. Говори тихо и смотри в землю. Кое-что я не рассказал тебе прошлой ночью.
– Что?
Итан обнял ее за талию, притянул ближе и проговорил:
– Погоди секундочку.
Они прошли мимо уличного фонаря на углу, в котором, как знал Итан, были спрятаны камера и микрофон.
Когда они отошли от фонаря на пятьдесят шагов, он сказал:
– Ты знала, что в твоей ноге, сзади, есть микрочип?
– Нет.
– Вот так они нас отслеживают.
– У тебя тоже есть такой чип?
– Свой я только что вынул. Временно.
– Почему?
– Объясню позже. Я хочу вытащить твой. Только тогда мы сможем по-настоящему разговаривать.
Их дом стоял недалеко от холма.
– Это будет больно? – спросила Тереза.
– Да. Мне придется сделать разрез. Мы сделаем это в кресле, которое стоит в кабинете.
– Почему именно там?
– Там в нашем доме «слепое пятно». Единственное. Камеры не могут нас там увидеть.
Ее губы сложились в еле заметную улыбку.
– Так вот почему ты всегда хотел меня в кабинете…
– Именно.
– Уверен, что сможешь это сделать?
– Думаю, да. Ты готова?
Тереза сделала глубокий вдох, потом выдохнула.
– Буду готова.
* * *
Итан стоял под аркой между кухней и столовой, глядя на Бена: тот сидел за столом, утонув в большом халате и набросив на плечи одеяло. Единственным звуком в доме был звук карандаша, которым мальчик водил по бумаге.
– Привет, дружище, – сказал Итан. – Как продвигается?
– Хорошо.
Бен не поднял глаз от своего рисунка.
– Над чем ты там трудишься?
Сын показал на стоящий в центре стола предмет – хрустальную вазу с букетом цветов, который долго держался, прежде чем капитулировать перед холодом в доме. Опавшие, потерявшие цвет лепестки валялись на столе вокруг вазы.
– Как прошел день в школе?
– Хорошо.
– Что ты проходишь?
Это вырвало Бена из сосредоточенности.
То был откровенно ложный шаг – похмелье от прежней жизни Итана.
Сбитый с толку мальчик поднял на него глаза.
– Неважно, – сказал Итан.
Даже в доме было настолько холодно, что он видел пар от дыхания сына.
Ярость нахлынула ниоткуда.
Он круто повернулся и зашагал по коридору, рывком распахнул заднюю дверь, вышел по настилу во двор.
Трава была пожелтевшей, умирающей.
Осины, которые отделяли их участок от соседского, практически в одночасье потеряли листву. Пол дровяного сарая все еще был усыпан кусочками коры и сосновыми щепками, оставшимися от прошлогоднего запаса дров.
Выдернув топор из колоды с плоской верхушкой, Итан представил, как Тереза рубит тут дрова – одна, на холоде, пока он все еще в консервации.
Бёрк ринулся обратно в дом, темная сила ехала на его плечах.
Тереза была в столовой вместе с Беном, наблюдая, как тот рисует.
– Итан? Все в порядке?
– В полном, – ответил он.
Первый удар расколол пополам кофейный столик, сложив две половинки внутрь.
– Итан! Какого черта?
Тереза была уже в кухне.
– Я вижу…
Итан поднял топор.
– …Гребаное дыхание моего сына в этом гребаном доме.
Следующий удар разнес левую половину стола, расщепив дуб на три части.
– Итан, это наша мебель…
Он посмотрел на жену.
– Была наша мебель. Теперь это – топливо. Есть где-нибудь газета?
– У нас в спальне.
– Не возражаешь, если я возьму?
К тому времени, как Тереза вернулась со «Светом Заплутавших», Итан порубил кофейный столик на куски такой величины, чтобы их можно было впихнуть в печь.
Они скомкали обрывки газетной бумаги и засунули под растопку. Итан открыл заслонку и поджег бумагу. Когда огонь разгорелся, он окликнул Бена.
Мальчик подошел с альбомом для рисования под мышкой.
– Да?
– Иди, порисуй у огня.
Бен посмотрел на разнесенный в щепки кофейный столик.
– Давай, сынок.
Мальчик занял место в кресле-качалке рядом с печкой.
– Я оставлю для тебя дверцу открытой, – сказал Итан. – Когда огонь разгорится, добавь еще деревяшку.
– Хорошо.
Итан посмотрел на Терезу, стрельнул глазами в сторону коридора, захватил из кухни тарелку и последовал за женой в кабинет.
И заперся изнутри.
Свет, проникавший через окно, был серым, слабым, угасающим.
Тереза спросила одними губами: