– До встречи, – отозвалась Лида. – А можно… А можно, Вадик, я прямо сейчас приеду?
– Прямо сейчас? Давай. Только извини, я в совершенно разобранном состоянии!
«Да плевать мне на тебя и на твое состояние!» – чуть не выкрикнула Лида, однако вовремя вспомнила правила хорошего тона и отыскала приличный эвфемизм:
– Это совершенно неважно!
Если вдуматься, и эвфемизм звучал жутко невежливо, но Лиде сейчас было не до тонкостей: она уже бежала к остановке трамвая.
По пути к Вадику, прижимая к груди сумку и тщетно пытаясь вдохнуть свежего воздуха из окошка переполненного вагона, она внезапно задумалась: а надо ли вообще туда ехать, на Нижегородскую? Надо ли встречаться с Вадиком и что-то выспрашивать у него? Зачем вообще Лиде это нужно – узнать нечто новое об отношениях Сергея и Майи? Брата нет в живых, его бывшая возлюбленная замужем за другим человеком. Их прошлое умерло вместе с Сергеем. Умерло – ну и умерло… Надо ли разрывать эту могилу? Ведь сколько таких историй происходит на свете! Разве сама Лида не была в свое время участницей одной из них? Ну и что? Вся разница только в том, что и она, и Виталий живы. Оба они отвернулись от обломков былой любви и сейчас вспоминают о прошлом если не с отвращением, то с недоумением: откуда что бралось, что их так влекло друг к другу и почему столь легко разнесло в разные стороны? А ведь когда-то казалось, что в основе их разрыва лежит истинная трагедия. Теперь все это обернулось таким никому не нужным плюсквамперфектом… Ну да, прошло время, которое, как ни тривиально это звучит, все лечит. А не покажется ли спустя некоторое время Лиде, что история ее брата – тоже покрытая пылью давность? В конце концов, если как следует разобраться, он ведь сам виноват в своей трагедии. Сам! Убил он Майданского? Убил. Хочется думать, конечно, что убил именно для того, чтобы облегчить жизнь своей возлюбленной, но… как ни любит Лида брата, а все-таки жалит ее воленс, так сказать, неволенс мыслишка о том, что дело было не только в высоких движениях души, но и в трезвом расчете. Правда, расплатился Сергей слишком дорого, но ведь он знал, на что шел!
А знал ли?..
Если бы он смог провидеть, каким будет его собственный конец, разве решился бы поднять руку на Майданского? Неведомо… Во всяком случае, Сергея можно только пожалеть. Как страшно было, наверное, ему, когда он понял, что сам, своими руками привел себя не только к полному крушению мечты, но и к увечью, то есть к физической гибели.
Конечно, письмо Майи потрясло его, но кто докажет, что под ту лесину он угодил именно от потрясения? На лесоповалах всякое, наверное, случается. Зазевавшись, по несчастной случайности, по неосторожности гибнут здоровенные мужики в здравом уме и твердой памяти, не отягощенные никакими неприятностями. Так что случившееся – не более чем роковое совпадение. Этот Григорий Черный, несчастный, исстрадавшийся зэк, видит в каждом человеческом поступке проступок. Преступление! Мерит своей меркой, это очень понятно. А ведь все куда проще… А если и не проще, то все равно – минуло столько лет… Не лучше ли отвернуться сейчас Лиде от всего этого и, миновав остановку «Нижегородская», двинуть по трамвайному кольцу домой, на Полтавскую? Забыть о боли, чужой и своей, о смерти и предательстве, снова зажить, как жила: тихо и мирно, пусть скучно, но зато без бед и тревог, без этой чужой, давно забытой любви, которая вдруг постучалась в Лидину душу, словно побродяжка, молящая о приюте: впустите меня, дескать, люди добрые, я умираю с голоду и холоду…
«Я умираю, красная волчица!»
– На «Нижегородской» выходите? – спросил кто-то за спиной. – Нет? Пропустите, пожалуйста.
– Я выхожу.
И она в самом деле вышла.
Город был уже почти пуст. Вот теперь-то все путевые люди вовсю провожали старый год! И если мимо джипа изредка проносились набитые людьми «Волги», Ярослав не сомневался, что в них сидят «оперативные бригады» дедов-морозов и K°, которые торопятся выполнить свои боевые, а иногда даже опасные для жизни задания.
Вот Окский мост, площадь Лядова, улица Белинского – дурак, зачем поехал здесь? Тащись теперь в хвосте последнего трамвая!
А вот и поворот на улицу Полтавскую. Ничего себе, какая стройка тут развернулась! Еще две недели назад, когда Ярослав впервые появился здесь, ничего этого не было. А теперь во двор не въехать, разве что в объезд.
Ну, что делать: двинул в объезд, култыхаясь по ледяным надолбам. Нет, это ужас какой-то… Во что превращается город зимой?! Того и гляди сорвешь подвеску! Ладно, у него в джипе хоть оба моста ведущие, а каково вон той приземистой, нарядной красной машинке, которая ползет впереди?
Что-то знакомое почудилось ему в ее очертаниях, однако разглядеть ее толком Ярослав не успел, потому что машина свернула во двор – между прочим, в тот же самый, куда нужно было ему, и остановилась у того же самого углового подъезда.
Ярослав поглядел на пятый этаж – по его расчетам, Лидины окна должно быть слева, ближе к торцу… свет горит, ура, она дома!
Он потянулся за сумкой с подарками – да так и обмер, увидев, что из красной машины выскочил высокий парень в черной куртке, почти такой же, как у самого Ярослава, обежал автомобиль спереди и помог выйти одетой в дубленочку стройной женщине с длинными волосами странного красного оттенка.
Красный автомобиль! Красные волосы! Да ведь это Майя Майданская! «Красная волчица»! А с ней… тот самый наемник, киллер, который пытал Виталия Привалова!
Майя! Рядом с тем домом, где живет Лида! Но что это значит?
И вдруг он вспомнил слова Виталия, на которые прежде не обратил никакого внимания. Увидев Ярослава в своем кабинете, Привалов простонал: «Она вперед своего охранника пустила – я в полумраке купился, за тебя его принял…»
А ведь и в самом деле у парня куртка, как у Ярослава, и даже, кажется, волосы так же зачесаны назад, как у него. Случайное совпадение? Или это проделано нарочно? Пожалуй, что так… Но это значит, что Майя, идя к Виталию, уже знала о роли, которую играет в ее жизни некий высокий блондин с «политическим зачесом», одетый в черную куртку! Наверняка Ярослава описала консьержка. Ну, этого можно было ожидать…
Еще Виталий выдавил: «Им ничего не сказал – и тебе не скажу». Эти двое что-то хотели у него вызнать жестокими методами! Пыткой!
Что-то про Лиду?