Васек встал, чувствуя, как кровь приливает к его щекам. Рядом встал Саша Булгаков.

Сергей Николаевич поднял брови:

— Трубачев? Булгаков? Булгаков, ты к тому же и староста.

Саша вытянул шею и замер.

— Надо лучше знать свои обязанности, — резко сказал учитель. — Садитесь!

Не глядя ни на кого, Васек опустился на место. Ему казалось, что сзади него перешептываются девочки. Неподалеку слышалось тяжелое дыхание Мазина — ему было жарко. Русаков, забыв обо всем на свете, считал минуты. Одинцов, запыхавшийся от бега по лестнице, принес мел и от волнения протянул его прямо учителю.

— Положи на место, — сказал Сергей Николаевич.

Синицына перехватила из рук Одинцова мел и, держа его наготове, таращила на учителя глаза.

«Колхозники рано начнут сев…» — снова продиктовал учитель.

Урок пошел как обычно. Синицына разбирала предложения бойкой скороговоркой.

«И куда торопится, лягушка эдакая?» — с тревогой думал Русаков.

После Синицыной отвечал Медведев. Проходя мимо Зориной, он тихонько толкнул ее локтем. Лида замотала головой и заткнула уши.

— Что-нибудь случилось, Зорина? — спросил Сергей Николаевич.

Лида вскочила:

— Нет.

— Тогда сиди спокойно и не делай гримас, — отвернувшись, сказал учитель.

Лида села, боясь пошевельнуться. В классе было тихо. Сергей Николаевич вызывал, спрашивал, но ребята чувствовали, что он недоволен.

Звонок, как свежий студеный ручей, ворвался из коридора и разлился по классу.

Ребята облегченно вздохнули. Сергей Николаевич взял портфель.

Когда за ним закрылась дверь, ребята повскакали с мест и окружили Трубачева и Булгакова:

— Что же вы? Как это вы?

— Не могли мел положить!

— Осрамили! Весь класс осрамили!

— Честное пионерское… — начал Саша и, возмущенный, повернулся к Трубачеву: — Я на тебя, как на себя самого, надеялся!

— А я что? Что я? — сразу вскипел Трубачев.

— Ты сказал, что у тебя все в порядке, а сам…

— Что — сам? — подступил к нему Васек.

На щеках у него от обиды расплылись красные пятна.

— Дисциплина! — крикнул кто-то из ребят. — А сами еще всех подтягивают!

— И на девочек нападают, — пискнула Синицына.

— Молчите! — с бешенством крикнул Васек и обернулся к Саше: — Говори, что я сделал?

— Мел не положил, вот что!

— Кто не положил?

— Ты! — бросил ему в лицо Саша. — Весь класс подвел.

— Врешь! — топнул ногой Васек. — Я все проверил, и все было, — нечего на меня сваливать!

— Я не сваливаю. Я еще больше отвечаю! Я староста!

— Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить! — выбрасывая из себя всю накопившуюся злобу, выкрикнул Васек.

— Трубачев! — сорвался с места Малютин.

— А-а, ты так… этим попрекаешь!.. — Саша поперхнулся словами и, сжав кулаки, двинулся на Васька. Тот боком подскочил к нему.

— Разойдись! Разойдись! — выпрыгнул откуда-то Одинцов.

Несколько ребят бросились между поссорившимися товарищами:

— Булгаков, отойди!

— Трубачев, брось!

— Перестаньте! Перестаньте! — кричали девочки. Валя и Лида хватали за руки Трубачева. Одинцов держал Сашу.

— Ты мне не товарищ больше! Я плевать на тебя хочу! — кричал через его плечо Саша.

— Староста! — презрительно бросил Васек, отходя от него и расталкивая локтями собравшихся ребят. Пустите! Чего вы еще?

Сева Малютин загородил ему дорогу:

— Трубачев, так нельзя, ты виноват!

Васек смерил его глазами и, схватив за плечо, отшвырнул прочь. Класс ахнул. Надя Глушкова заплакала.

Валя Степанова бросилась к Малютину.

Васек хлопнул дверью.

Мазин и Русаков стояли молча в уголке класса.

Когда Трубачев вышел, Мазин повернулся к Русакову и с размаху дал ему по шее.

— За что? — со слезами выкрикнул Русаков.

— Сам знаешь, — тяжело дыша, ответил Мазин.

Ребята удивленно смотрели на них:

— Еще драка!

Но Мазин уже выходил из класса, спокойно советуя следовавшему за ним Русакову:

— Не реви, хуже будет.

Глава 20
КАК БЫТЬ?

Одинцов и Саша шли вместе. Под ногами месился мокрый снег, набиваясь в разбухшие от сырости калоши. Саша шел, не разбирая дороги, опустив голову и не глядя на товарища. Одинцов щелкал испорченным замком своего портфеля и взволнованно говорил:

— Знаешь, он просто со зла, нечаянно… Он, может, этот мел в форточку выбросил, когда тряпку вытряхивал… И сам не знал… Да тут еще ребята кричат. Ну, довели его до зла — он и сказал.

Одинцов перевел дух и взглянул в упрямое лицо Саши.

— Вот и со мной бывает. Как разозлюсь в классе или дома — так и давай какие-нибудь глупости говорить, что попало, со зла. А потом самому стыдно. Да еще бабушка скажет: «Ну, сел на свинью!» Это у нее поговорка такая.

Коля неловко засмеялся и, ободренный Сашиным молчанием, продолжал:

— Это с каждым человеком бывает. А Трубачев все-таки наш товарищ.

Саша вскинул на него покрасневшие от обиды глаза:

— Товарищ? Да лучше б он меня по шее стукнул, понимаешь? А он мне такое сделал, что я… я… — Саша задохнулся от злобы и, заикаясь, добавил: — Ни-когда не прощу!

— Саша, ведь ему самому теперь стыдно, он сам мучится! — горячо сказал Одинцов. Саша вдруг остановился.

— А, ты за него, значит? — тихо и угрожающе спросил он в упор.

— Я не за него, — взволновался Одинцов, — я за вашу дружбу, за всех нас троих! Мы всегда вместе были. И на пруду еще говорили…

— Ладно, дружите… А мне никакого пруда не надо. Мне и тебя, если так, не надо! — с горечью сказал Саша.

Голос у него дрогнул, он повернулся и, разбрызгивая мокрый снег, быстро зашагал к своему дому.

— Саша!

Одинцов догнал его уже у ворот:

— Саша! Я все понимаю. Я за тебя… Мне только очень жалко…

— А мне не жалко! Мне ничего не жалко теперь! И хватит! — Саша кивнул головой и пошел к дому.