— Вы что, совсем дурак или меня держите за дурочку? — отрезала она. — Да, сейчас опасность миновала, но, как только я открою дверь, она снова возникнет.
— Но, Эйприл, дорогая!
— Спокойной ночи!
— Так-то вы меня благодарите за спасение?
— Это была ваша идея. Что, забыли? — съязвила она. — На эту ночь с меня хватит! Я по горло сыта волнующими событиями в Байя-Мар.
— Подождите минутку, — попросил я. — Не судите так поспешно, Эйприл! Подумайте только…
— Спокойной ночи, — перебила она меня, и по ее тону мне стало ясно, что у меня нет никаких шансов.
В следующее мгновение свет в домике погас. Бойд был осужден еще на одну долгую и одинокую ночь.
Я понуро побрел домой, но не проделал и полпути, как вдруг в мою спину ткнулся ствол пистолета. И, как назло, именно в то место, которое больше всего пострадало, когда я лежал под кушеткой.
— Не дергайся, ищейка! — услышал я у самого уха голос Мэрфи. — Я бы с удовольствием продырявил сейчас твой пиджак, но босс сказал мне, что хочет с тобой поговорить.
В сопровождении почетного эскорта из двух наемников я вошел в домик Луи Барона.
Игрок удобно полулежал в кресле-качалке, держа в руке рюмку с виски, однако эта развязная поза не ввела меня в заблуждение относительно его намерений. Кривоногий Пальчик стоял позади своего босса, и на лице его читалось, что он рад приветствовать меня — особенно чем-нибудь вроде ручной гранаты.
— Вы начинаете действовать мне на нервы, Бойд, — признался Луи Барон. — Иными словами, вы заставляете меня принять соответствующие меры.
На это нечего было сказать, по крайней мере сейчас, поэтому я промолчал и лишь позволил себе улыбнуться.
— Вы и этот глупый лейтенант просто сели в лужу, — продолжал Барон. — Даже этот идиот Свайн, которого я нанял, раскопал больше — потому с ним и расправились.
— Все верно, Луи, — согласился я спокойно. — Но вы напрасно считаете, что я и лейтенант работаем вместе. Я присутствовал в его кабинете как зритель.
— Не надо, Бойд, — бросил он нетерпеливо. — Меня вы не обманете. Просто мне хотелось бы сказать вам кое-что. Мне надоело торчать в этой дыре. Я хочу вырваться отсюда побыстрее. Кроме того, я хотел бы получить двадцать тысяч долга от Вулриха или, по крайней мере, гарантию, что он их вернет. Это справедливо, как по-вашему?
— Думаю, да, — ответил я. — Вы вообще умный парень, Луи.
— Я знаю, как решить обе эти проблемы, — продолжал он. — Если этот тупоголовый Хардинг сам не способен найти убийцу, надо ему его преподнести. Тогда нас отпустят по домам, Вулрих получит страховку, выплатит мне долг, и все будут счастливы.
— Звучит неплохо! — сказал я. — Не понимаю только, зачем меня привели сюда, да еще под дулом пистолета? Чтобы познакомить с вашим гениальным планом?
— Ах да, я забыл вам сказать, — усмехнулся Барон. — Вы будете единственным человеком, Бойд, который не поедет домой.
— Не поедет! — хихикнул Пальчик.
— Не поедет! — подтвердил Кусок Мяса.
Я взглянул на Барона и медленно покачал головой.
— Мне кажется, тесное общение с этими гориллами не пошло вам на пользу, Барон, — заметил я. — Вы как-то поглупели.
— А вы, конечно, умник, — буркнул он. — Как вам, например, такой вариант: вы кончаете жизнь самоубийством и оставляете письмо, в котором все объясняете лейтенанту.
— Что — все?
— Как вы приехали сюда, чтобы вернуть Глорию на киностудию, как говорили с Вулрихом и тот признался, что он банкрот и что у него не останется никаких шансов завоевать златокудрую красавицу, как только она узнает об этом. И разумеется, он вам сказал, что, если бы его жена умерла, он смог бы получить по страховому полису четыреста тысяч долларов. Далее в письме вы объясните, что вам в голову пришла грандиозная мысль — помочь ему получить страховку, конечно с оговоркой, что сто тысяч долларов он выплатит вам.
— Только сумасшедший может подумать, что в такую версию кто-то поверит, хотя бы на пять минут, — устало возразил я.
— Я навел справки, — деловито проговорил Барон. — В Нью-Йорке о вас идет слава, что за деньги вы готовы выполнить любую работу. Думаю, мне не составит труда обставить дело так, чтобы этот идиот Хардинг клюнул на удочку.
— А как же Свайн? — спросил я его. — Или вы расскажете лейтенанту, будто и его застраховали на большую сумму, чтобы потом прикончить?
— Свайн прижал Вулриха, — ответил Барон почти ласково. — Немного нужно, чтобы заставить разговориться этого слизня. Вулрих выболтал Свайну все, а потом направился к вам плакаться в жилетку. И вам пришлось прикончить Свайна, чтобы ваша сделка с Вулрихом не выплыла на свет Божий.
— Хардинг надорвет животик со смеху, когда услышит такое, — заявил я.
— Возможно, — ответил он, — но я хочу, чтобы вы поняли, Бойд, я все равно попробую такой вариант!
Я посмотрел в его глаза. Это были холодные глаза, глаза убийцы. И мне стало ясно, что этот человек не шутит.
В комнате на мгновение воцарилась тишина, и тут в дверь кто-то забарабанил. Секундой позже раздался звук трубы.
Луи Барон растерянно посмотрел на Мэрфи, стоявшего за моей спиной.
— Открой, — бросил он. — Кажется, к нам стучит этот придурковатый трубач. Выпроводи его как можно скорее.
Револьвер Мэрфи перестал давить мне в спину, и в следующее мгновение верзила открыл дверь. Прежде чем он успел открыть рот, чтобы спровадить Муската, тот сам оттолкнул его в сторону и вошел в комнату.
Трубач остановился посреди комнаты и пробормотал заплетающимся языком:
— Я хочу что-нибудь выпить. Послушай, Барон! Угости меня чем-нибудь.
— Мы заняты, — буркнул Луи. — Сматывайся отсюда!
— Так с приятелем не разговаривают, — выдохнул Мускат и покачал головой. — Вам жалко даже мне дать выпить? Нет, сэр! Вы просто обязаны дать мне что-нибудь!
— Ты слышал, что сказал босс? — Кусок Мяса стал угрожающе надвигаться на него. — Убирайся!
— Что за люди, — застонал Мускат. — Это не по-товарищески… Вы скоро умрете и сгниете в гробу… Так будьте же добры, пока живы. Выпьем, друзья!
— Выброси отсюда этого пьяницу! — сквозь зубы процедил Луи.
Кусок Мяса секунду помедлил, потом двинул Муската в живот так, что тот согнулся пополам, как перочинный ножик, но не упал.
— Ты просто везунчик, — заметил Мэрфи. — Убирайся отсюда на своих ногах.
Мускат медленно выпрямился. Его лицо пожелтело, как пергамент, а глаза налились кровью.
— О’кей! — сказал он каким-то свистящим шепотом. — Но сначала я сыграю вам свой собственный марш.
Он долго колдовал над трубой, прежде чем приложил ее к губам.