— Я научусь тонкости, доктор, — заверил я его. — И очень быстро.
Было четыре часа, когда мы вернулись в квартиру Блэров. Эдель отперла дверь, и мы прошли в гостиную.
— Обри нет?
— Он уехал из города на один день, — ответила она. Ее верхняя губа чуть скривилась. — У Обри кишка тонка, вот он и скрылся предусмотрительно, на случай, если дело не выгорит.
— Я вовсе не скучаю по нему.
Она тепло мне улыбнулась.
— Это надо отпраздновать, Дэнни, — сказала она радостно. — Все прошло прекрасно. Вы настоящий гений. Приготовьте, пожалуйста, нам чего-нибудь выпить.
— Я вам сделаю особый коктейль Дэнни Бойда.
— А что это такое?
— Он называется «Веселая вдова».
— Название подходящее. А каковы составляющие?
— Три капли горькой настойки на две части водки и одну часть джина, — объяснил я. — И крошечная луковка. Обязательно луковка. Она придает особый вкус.
— Вкус лука?
— Вкус вы перестаете замечать уже на второй порции, — уверил я.
— Это не яд? Надеюсь, вы не последуете примеру Никки.
— Он весельчак, но так или иначе он досмеялся до смирительной рубашки.
— О нем всегда говорили, что он одержим театром, — в глубине ее груди заклокотал смех, — теперь он просто невменяемый.
— Я пойду приготовлю выпивку. А то наш разговор начинает мне напоминать то, что я хотел бы забыть, — «Гамлета».
— Наверное, это была звездная роль Никки, — лениво заметила она. — Он почти заслужил ту тысячу, которую вы проиграли.
— Я заплачу, как только он выйдет из лечебницы, если, конечно, доживу до того дня.
— Что меня привлекает в вас больше всего, Дэнни, не считая, конечно, вашего профиля, — проговорила она восхищенно, — так это ваше большое сердце.
Я остановился у бара и стал смешивать коктейли. Эдель куда-то вышла, что позволило мне сосредоточиться на своем занятии. Пятью минутами позже я вылил смесь в бокалы и бросил лед. Ну, естественно, «Веселую вдову» не трясут, поскольку она может рвануть, ее надо только немного «подразнить».
Эдель появилась, как раз когда я все закончил, подошла к бару и положила на стойку чек на девять тысяч долларов. Я не пролил ни капли и даже умудрился одной рукой взять чек и спрятать его во внутренний карман.
— Спасибо.
— Вам спасибо, мистер Бойд, — сказала она весело, — за быстро и хорошо выполненную работу. Я теперь буду вас рекомендовать всем моим друзьям. Если так пойдет дальше, вы сможете брать с доктора комиссионные.
— Я тоже думал об этом, — сказал я, — но тогда, может, стоит получить медицинскую степень, чтобы не терять прибыль?
— Очаровательно! — сказала она. — Восхитительно! Скажите, когда вы были маленьким, вы не воровали пенни у слепцов?
— Только десятицентовики и четвертные, — признался я. — По-вашему, я что, был грабителем?
— Я вас обожаю, — мечтательно протянула она.
— А я думал, что я вам даже не нравлюсь.
— То было вчера. А сегодня вы кажетесь мне обворожительным, и по какому-то фантастическому совпадению Обри уехал. — Она смотрела на меня. Глаза у нее расширились, и я заметил, что в них опять загорелись искорки. — А вы по-прежнему меня недолюбливаете, Дэнни?
— Это было вчера. — Я поднял бокал. — За сегодня!
Эдель подняла свой:
— И прощай муж-шизофреник.
— Дэниел вынес приговор, — вспомнил я.
Вдруг Эдель поставила полупустой бокал и подняла на меня глаза, в которых стояли слезы.
— Я сказал что-нибудь не так?
— Этим напитком усмиряют огнедышащих драконов? — спросила она хрипло.
— Они вложили сюда свой жар. От этого коктейля вдовы смеются, а сильные мужчины плачут. У вас есть платочек?
— Поищу, а вы пока налейте мне еще. — И Эдель опять куда-то вышла.
Вернулась она минут через пять. За это время она успела сменить строгое черное платье, которое надевала ради Фрезера, на черный халат с вышитыми по подолу шелком орхидеями.
— Выпейте это, — я подтолкнул к ней стакан, — и я обещаю, что вы будете смеяться. Одобряю этот халат. Вы в нем выглядите очень красивой и очень порочной. Так должна выглядеть каждая молодая красивая женщина, но, увы, почти ни у кого это не получается.
— Как ни горько признать, — сказала она тихо, — но ваш профиль и вправду хорош.
— Неужели? — сказал я скромно. — Что делать, я и впрямь красив. Большинство женщин влюблялись в меня до безумия с первого взгляда. С вами все было иначе — это-то меня и заинтересовало.
Эдель залпом выпила коктейль и молча стала хватать ртом воздух, пока не обрела снова способность дышать.
— Вы ударили меня, — выдохнула она, когда к ней вернулся голос. — Я вам этого никогда не забуду, Дэнни Бойд. Вчера, в конторе, помните?
— Никогда не забудете и никогда не простите? — осведомился я.
— Мне это понравилось, — сказала она небрежно. — Все-таки нечто новенькое. Никки только играл любовь, как и все остальное.
Она налила себе еще коктейля.
— Я вам кое-что скажу, Дэнни Бойд. — Эдель втянула в себя воздух, отчего ее голос казался взволнованным и манящим.
— Что угодно, кроме истории вашей жизни, — сразу предупредил я. — Терпеть не могу исповедовать женщин.
— Нет, я о теории, — сказала она, — теории о том, что женщины наряжаются, чтобы нравиться мужчинам. Это неправда.
— Вот как? — Я попытался поднять брови, но понял, что они слишком тяжелы, и оставил это занятие.
— Именно так!
Я ждал, пока Эдель разделается с третьим стаканом.
— Определенно. — Она кивнула более энергично, чем следовало. — Когда женщина рада мужчине, она все делает наоборот.
Я отвел взгляд.
— Она не одевается, а раздевается.
Эдель рывком распустила пояс, и халат распахнулся сверху донизу, а когда она сладострастно повела плечами, упал совсем. Под ним ничего не было. Я смотрел, как она медленно поворачивается на цыпочках, описывая полный круг.
— Сто пятьдесят фунтов, — сказала она с удовольствием, когда опять оказалась ко мне лицом. — И ни один грамм не пропадет зря, все нужно и к месту.
Она была восхитительна. Холмики налитых заостренных грудей переходили в узкую талию. Ее кожа сияла матовой белизной фарфора. Плавно округлялись ягодицы, на которых ни убавить, ни прибавить. Высоко на левом бедре виднелся трехдюймовый шрам в форме треугольника, единственный изъян на этом великолепном теле, единственный и оттого восхитительный и возбуждающий.