Мартин довольно заулыбался. Серен помрачнел, глядя на меня с явным осуждением. Неужели он действительно думал, что его мнение о любви и браке найдет у меня понимание? Хорошо, хоть остальные не разделяют столь отвратительные идеи.
— Так я за вам зайду? — довольно сказал Хайдеггер. — А сегодня могу рассказать обо всем, что вы пропустили на прошлом.
Он предложил мне руку, на которую я посмотрела с некоторым опасением. Провести все свое свободное время, выслушивая ту ересь, что они несли на своем диспуте, я была не готова. А если еще принять во внимание, как это все отражается на незрелых умах, таких, как у Серена, то желание идти куда-нибудь с этим кандидатом совершенно пропадало.
— Мартин, мне так жаль, так жаль, — сказала я с грустной улыбкой. — Но я столько пропустила, мне нужно нагонять группу. Я как раз собиралась идти в библиотеку.
— Без тетрадок с конспектами? — удивленно сказал он.
Надо же, какой наблюдательный, когда не нужно.
— Так у меня тетрадок почти и нет, — заметила я. — На всем экономить приходится. Но у меня очень хорошая память.
— Извините, Лиссандра, как-то я об этом не подумал.
И смущенный Мартин потащил меня в лавку, оставив Серена смотреть нам вслед и переживать. Судя по всему, ждет меня еще одна лекция о любви и браке. И все же интересно, о ком он заботится больше — обо мне или своем кураторе?
В лавке Мартин купил мне пачку тетрадок и набор разнообразных письменных принадлежностей. Я пыталась отказываться, но он начал говорить, что это самое меньшее, что он может сделать для сестры Бруно, и что это меня ни к чему не обязывает. Я уж было начала думать, что он не так уж плох, как вдруг он опять начал говорить фразами из непонятных мне выражений и вызвался проводить до библиотеки. Вот нормальные женихи водят невест в более приличные места. По дороге я попыталась улизнуть, вспомнив, что еще не обедала, но тут Мартин некстати проявил галантность и пригласил меня в преподавательскую столовую. От ее посещения никакого удовольствия я не получила, зато выяснила, что мой жених прекрасно разговаривает и с набитым ртом. Но самое ужасное, что после столовой он отконвоировал меня до библиотеки и уселся там за соседний столик. Одна радость — молча. Я тяжело вздохнула и попросила литературу по теме моего доклада. Сбежать от Хайдеггера оказалось совершенно невозможно.
Мартин взял себе пару толстенных томов и углубился в чтение, время от времени бросая на меня довольный взгляд. Свою миссию жениха по доставлению невесте приятных сюрпризов он считал выполненной. К сожалению, чтение не увлекло его настолько, чтобы совсем про меня забыть, он даже пару раз подошел и спросил, нет ли у меня непонятных вопросов. Я ему ласково улыбнулась и сказала, что нет. Впрочем, так оно и было. Что может быть непонятного в биографии? Разве что изредка встречающиеся термины, но у меня для такого случая был словарь. Все равно после объяснения Хайдеггера число непонятных слов росло в геометрической прогрессии, они нанизывались друг на друга самым невообразимым образом и доводили меня до головной боли. Так что когда я обнаружила, что мне пора к Кирби, то счастью моему просто не было предела. Поблагодарив Мартина за все, что он для меня сделал и выяснив между делом, когда у него завтра выдастся свободное время, чтобы ненароком не оказаться в своей комнате, я упорхнула из библиотеки, унося подготовленный доклад.
С одногруппником мы договорились, что занятия будут проходить у него в комнате, тем более что его интересовал застольный этикет, для отработки которого он все приготовит. На мой взгляд, пробелы в его воспитании застольным этикетом не ограничивались. Ест-то он не столь часто, сколько с другими людьми общается. Но платил Дершели, поэтому он и решал, что нужно ему учить в первую очередь. С занятия по этикету правильность расположения приборов он так и не усвоил, поэтому пришлось повторять с ним раз десять, и то я совсем не была уверена, что он запомнил. Память у моего ученика оказалась на редкость избирательной — помнил он только то, что хотел. И, похоже, этикет его сейчас заботил крайне мало. Он явно злился, особенно когда я напоминала, что обращаться ко мне следует «фьорда Берлисенсис», и никак иначе. В конце занятия он вытащил тарелку с устрицами и заявил, что хочет увидеть, как правильно их есть нужно. Вместе с устрицами он извлек бутылку красного вина и начал разливать по бокалам.
— Фьорд Дершели, вы сейчас сделали сразу две ошибки, — я продолжала улыбаться, хотя внутри вся от злости кипела. Никогда не думала, что учительский хлеб столь тяжел. — С морепродуктами, к которым относятся устрицы, пьют белое вино. И, кроме того, вы сейчас используете коньячный бокал, что тоже недопустимо.
— Как-то ты не очень хорошо учишь, — недовольно сказал он мне. — Я так и не смог запомнить, где какой бокал. За что только деньги просишь, непонятно.
— За то, что я прилагаю все усилия, чтобы вы, фьорд Дершели, все-таки запомнили определенные правила поведения, — терпеливо ответила я.
— Ладно, какой бокал нужен? Про вино я запомню, но у нас сейчас учебное занятие, можно представить, что это белое.
— Боюсь, у меня не столь хорошо развито воображение.
— После пары бокалов разовьется, — нагло подмигнул он мне, протягивая фужер.
Я подумала, что десять эвриков за это издевательство совершенно недостаточно будет, и отхлебнула немного. Вино оказалось довольно приятным, немного терпким и с каким-то странным привкусом, которого я до сих пор не встречала.
— Так что с устрицами?
— Проще простого, фьорд Дершели. Берете в левую руку. Левую, я сказала. Вот правильно. Поворачиваете к себе острым концом. Теперь нож для устриц. Надеюсь, вы запомнили, как он выглядит? Вот молодец, — похвалила я его, когда он безошибочно взял нужный предмет. — Теперь раздвигаем створки… Фьорд Дершели, да у вас талант к поеданию устриц.
Для закрепления занятия мы съели все, что было на тарелке. Я выпила еще бокал вина. Пусть оно и не подходило к этому блюду, но делало меня намного терпимее к моему ученику. Он уже даже начал мне казаться привлекательным. Этак после трех бокалов в красавчика превратится.
— Фьорд Дершели, наше занятие окончено, — радостно возвестила я. — С вас оговоренная плата.
— Не понял, — напрягся он. — А ты что, без ночевки?
— Что, простите? — мне показалось, что вино сыграло со мной дурную шутку и у меня начались слуховые галлюцинации.
— Я к тому, что завтра утрам на занятия вместе пойдем, — и он хозяйским жестом положил руку мне на талию.
— Фьорд Дершели, вы забываетесь! — отцепить его руку от себя оказалось не так уж и просто. Она была такой же прилипчивой, как и он сам. — Отпустите меня немедленно.
— Да я же не задаром, — задышал он мне винными парами куда-то в район уха. — Заплачу, все честь по чести. Этикет-то ты преподаешь не очень, надеюсь, в постели покажешь себя лучше.
— Да как вы смеете!
— Ой, только не надо из себя святую невинность строить, — фыркнул он. — Будто никому неизвестно, почему твою семью арестовали, а тебя выпустили. Да и в середине семестра приняли не просто так. А чем я хуже Кудзимоси, что ты с ним за место спать можешь, а со мной за деньги — нет?