— Да это же просто крестьянин! — возмутилась Барбара. — С чего бы нам помогать ему? Он даже не из наших.
— Он — дитя Божье, как и все мы.
Барбара воздела очи к небу.
— Значит, монашка, — она пожала плечами. — Ладно, помогу. Но только затем, чтобы ты поняла, что ни черта не смыслишь в лечении. Ставлю дукат, что мальчишка и до утра не протянет.
Они вместе понесли мальчика в лагерь, расположенный всего в сотне шагов у опушки и простиравшийся чуть ли не до горизонта. Всюду горели костры, над огнем жарились целые свиные или бычьи туши. Вокруг них сидели несколько тысяч ландскнехтов, пили, ругались, играли в кости и горланили. Они праздновали победу над крестьянами Вюртемберга и делили добычу. С поля доносилась вонь разложения, мешаясь с запахом жареного мяса, лошадиного навоза и дыма.
Женщины осторожно несли мальчишку мимо пьяных ландскнехтов. Те на них почти не смотрели, и никто не обратил внимания, что раненый был крестьянином.
Вплотную к лагерю расположился следующий за армией обоз. Женщины, дети, лоточники, воры, мясники, кухари, пекари, шуты и батраки — числом едва ли не равные ландскнехтам. Галдеж здесь стоял не меньший, чем у солдат. Вопили младенцы, грязные девочки продавали кишащие личинками паштеты или скрывались с каким-нибудь ландскнехтом в кустах, кузнецы с грохотом колотили по клинкам и доспехам, и бродячий священник жалобными литаниями благословлял нищих и изувеченных солдат, стоящих коленями в грязи.
Повозка Барнабаса располагалась неподалеку от большого шатра, где жил так называемый смотритель, ответственный за порядок во всем обозе. Агнес не переставала удивляться, как быстро Барнабас приноровился к новым обстоятельствам. Почти каждый вечер он, Марек, Сопляк и Самуэль давали представления с обезьяной и говорящим попугаем, на которые собиралось немало народу. Вторую птицу они всучили трактирщику в Келе и взамен получили тряскую повозку и хромую лошадь.
Барнабас сработался с Барбарой. Маркитантка узнавала, в чем нуждались ландскнехты, а люди Барнабаса добывали необходимое на полях сражений или в окрестных деревнях. А потом вместе продавали все это солдатам по завышенным ценам.
Когда Агнес с матушкой Барбарой принесли мальчика, барышник как раз подбрасывал визжащей обезьяне сушеные сливы. Любопытство в его взгляде скоро уступило место презрению.
— Я отправлял вас трофеев набрать, а вы с чем пришли? С трупом! — раскричался Барнабас. — Что мне с ним делать?
— Это не труп, а раненый крестьянин, ему нужна наша помощь, — резко ответила Агнес. — Матушка Барбара разрешила мне его выходить.
— Не о чем тебе спрашивать матушку Барбару. Ты моя, не забывай! Бери лучше пример с Агаты.
Барнабас указал на девочку. Та сидела у костра, разложив перед собой богатую добычу. В свете пламени Агнес разглядела несколько медных пуговиц, пару ржавых серпов и даже погнутую аркебузу. Агата улыбалась, потому что понимала, что на сегодня избавила себя от побоев.
— Девчонка знает, как меня осчастливить, — продолжал барышник. — А ты что, бестолочь? Только нервы мне треплешь… — Он предостерегающе поднял палец. — Не перегибай палку, Агнес! Ребята и так спрашивают меня, что я нашел в такой упрямой кобыле. — Барышник вздохнул. — Признаться честно, я и сам уже не знаю.
Самуэль ухмыльнулся и демонстративно облизнул губы. Агнес брезгливо отвернулась и подошла к Барнабасу.
— Я… я нашла серебряный крестик. Разве этого мало?
— Показывай!
Женщина протянула барышнику распятие, тот внимательно его рассмотрел. Поначалу Агнес подумывала вернуть крестик раненому крестьянину, но потом подумала о предстоящей ночи. И сочла маленький серебряный крестик справедливой платой за заботу о мальчике.
— Хм, неплохо, — пробормотал наконец Барнабас. — На этом можно заработать… Ладно, попытай счастья с мальчишкой. Пока ты занята делом, я готов с этим мириться, — он смерил ее недоверчивым взглядом. — И не делай глупостей, поняла? Я разыщу тебя, пусть мне даже придется всю Швабию прочесать. И тогда пожалеешь, что я не продал тебя туркам.
Агнес молча кивнула и вместе с Барбарой перенесла стонущего мальчика ко второй повозке. Она действительно уже не раз подумывала о побеге. Барнабас уже не привязывал их с Агатой, как на лодке. Кроме того, Самуэль и двое других были крайне нерадивыми стражниками. Но куда ей податься? Слишком велика была вероятность, что ее изнасилуют или убьют без разговоров бродячие ландскнехты. К тому же Барнабас по-прежнему держал кольцо у себя. Теперь он носил его на цепочке на шее. Но до тех пор пока он — а с ним и кольцо — продвигался на север, жаловаться не приходилось.
Потому что на севере находился Санкт-Гоар.
Агнес тонко улыбнулась. Не прикладывая никаких усилий, она снова приближалась к намеченной цели. Совсем скоро настанет день, когда их с Барнабасом пути разойдутся.
И пусть для этого придется перерезать мерзавцу глотку.
Тем временем они уложили раненого на солому возле повозки Барнабаса. Мальчика лихорадило, он разговаривал во сне, повторяя шепотом:
— Мама, мама…
— Меня называют матушкой Барбарой. Черт знает почему. Своих детей у меня никогда не было, — проворчала женщина и вытерла мальчику пот со лба. — Так что мне и твоей матерью на какое-то время стать нетрудно.
Агнес невольно усмехнулась. Она знала, что в глубине души Барбара была хорошим человеком.
Маркитантка взяла бурдюк и смочила разбавленным вином пересохшие губы мальчика.
— Ну и что ты собираешься делать? — спросила она у Агнес.
— Промою рану и вытащу пулю из плеча. Есть у тебя настойка и щипцы?
Барбара кивнула.
— Найдется. Но сразу говорю тебе, мальчишка этого не перенесет. Пуля засела слишком глубоко.
— Позволь мне хотя бы попытаться.
— Как пожелаешь, — матушка Барбара склонилась над тяжелым сундуком и протянула Агнес длинные щипцы с загнутыми внутрь концами — так называемые пулевые щипцы. — Вот. Молитва, думаю, тоже не повредит.
— Молитва никогда не повредит.
В точности как учил ее когда-то отец Тристан, Агнес поставила на огонь воду и дождалась, пока та закипит. Потом смочила в кипятке чистую тряпку и очистила рану. Мальчик дернулся и застонал, но не проснулся.
«Тем лучше», — подумала Агнес.
Понемногу вливая в мальчика крепкую настойку Барнабаса, она взялась за щипцы и погрузила глубоко в рану. Губы ее при этом шевелились в беззвучной молитве.
* * *
На следующий день Агнес только тем и занималась, что выхаживала раненого мальчика. Он не умер в первую же ночь, и лихорадка заметно спала. В итоге ближе к вечеру матушка Барбара, скрежеща зубами, вынуждена была признать, что проиграла пари.
— Этот парень либо с дьяволом в сговоре, либо с Господом, — проворчала она. — Никому не выжить после такого ранения. Что ты сделала? Прижгла рану и смазала желтком? Или, может, знаешь какое-нибудь лекарство, о котором я не слыхала?