Я вскочил на банку и довольно удачно, пятерней оттолкнул близко оказавшееся лицо.
– Стоять и слушать команду! – Подобные типы только и отступают перед командами старших. – Ты чего, баран, оглох?! Тебе ведь ясно сказали: юнга выполняет приказ старпома!
Кажется, теперь до него дошло. Но его морда лица продолжала краснеть все больше, а рука потянула кортик из ножен. Могло произойти все, что угодно. Тем более что я заметил: юнга шагнул чуть в сторону, отвел локоть и приготовился к удару. Не по мне, конечно, а по лицу мичмана.
Вот тут и крикнул посыльный со стороны трапа, ведущего на верхнюю палубу:
– Юнга, к старпому! И гостя туда приглашают!
Я соскочил с банки и поспешил к выходу со словами:
– За мной! Мичман, вас тоже это касается! Будем разбираться в вашей попытке ограбления.
Сзади послышался возмущенный рык и топот сапог по паелам. На верхней палубе нас дожидались и Мансана, вместе с отцом, и еще несколько представительных офицеров. И у всех лица нахмурились, когда они увидели меня и мичмана жутко раскрасневшимися, а юнгу бледным как снег.
– Что у вас произошло? – спросил старпом у меня, но с докладом вперед шагнул мичман.
Причем на его месте я бы таких неосмотрительных слов, вкупе с напрасными обвинениями, не выкрикивал:
– Ваше высокоблагородие! Застал юнгу, продающего корабельное имущество какому-то сопляку!
Теперь уже все смотрели только на меня и на юнгу, растерянно сжимающего в руках альбом с рисунками. Я в ответ рассмеялся:
– Мичман повел себя как разбойник, выхватив у нас деньги, которые я заплатил коллеге-художнику за рисовальные принадлежности. Захотелось немножко поделиться опытом.
Мичман с готовностью разжал руку, и какой-то офицер удивился:
– Такая крупная оплата?
– Это наши личные дела, – выдал я, но тут же поправился, справедливо полагая, что скрывать что-то и недоговаривать нет смысла: – Тем более что юнге надо как можно скорее пройти обряд гипны.
– Ха! – Похоже, и старпом видел раньше рисунки своего подчиненного, потому что заулыбался. – С таким талантом, как у него, и две гипны не помогут.
И все офицеры засмеялись. Обстановка стала вроде разряжаться, но мичман так и продолжал трястись от бешенства:
– Ваше высокоблагородие! Этот «гость», – он словно выплюнул мой статус на этом корабле, – меня оскорбил и унизил обвинением в воровстве!
– Вот еще! – возмутился его благородие. – Неужели ты хочешь настоять на дуэли?
– Так точно!
Судя по вновь нахмуренным и сильно обеспокоенным лицам, обстановка сложилась несколько парадоксальная. Деньги-то быстро оказались у юнги, а вот все остальное… Видимо, отказать в праве дуэли старпом мог, но в таком случае ломались какие-то устои, нарушались какие-то традиции, искажались стереотипы, сильно портились внутренние взаимоотношения на флагмане. А разрешить дуэль здоровенному мужику с явным физическим инвалидом тоже почему-то не возбранялось. Впервые я почувствовал, что мое полное во всем равенство – в некоторых случаях – не совсем верно.
Ситуацию разрулила Мансана. Она пригнула голову отца, что-то нашептала ему на ушко и, несмотря на его расширившиеся от удивления глаза, настойчиво повторила последнее предложение несколько раз.
– Хорошо! – вдруг неожиданно для всех, и в первую очередь для меня, согласился старпом. – Но поединок будет учебно-показательным. Принести учебные шпаги!
Пока я разводил руками и корчил изумленные рожицы, шпаги были доставлены, а охочие до потехи зрители вокруг нас утроились в количестве. Разве что Мансана успела протиснуться ко мне и пожелать:
– Отстегай этого задаваку и хама! – И с гордостью добавила: – Я в тебя верю!
Ха! Верит она! Я сам в себя не верю! Я даже никогда не видел местной манеры ведения боя. Да и здешней шпаги никогда в руках не держал! Чего эта вертихвостка себе вообразила? Увидела, как я несколько раз махнул кортиком, и опознала во мне великого фехтовальщика? Ну все, позора сейчас не оберусь.
Шпаги принесли быстро и много, на выбор. Но все длинные, легкие и с набалдашником на острие. Как меня не раз заверяла Машка, и таким оружием можно убить человека. Особенно если поставить самоцелью именно убийство, а не тренировку. Потому и гоняла меня по двору, словно великого мученика, что желала научить меня хотя бы отворачиваться от ударов подобного оружия. Ну и усиление моей выносливости практиковала, чего уж там. Может, сейчас эта выносливость и ловкость пригодится?
Потому что, судя по глазам мичмана и его стойке, он окончательно решился мне проткнуть горло попаданием шпаги в рот. Ну уж от такого удара я всегда увернусь.
– Поединок учебный, – напомнил старпом. – Начали!
Конечно, если бы мы сражались саблями или мечами, то меня бы мичман покрошил в мелкую капусту первыми ударами. А так…
Не успел мой противник еще разогнаться и завершить выпад, как я оказался сзади него и нанес хлесткий удар по его правому плечу. Наверняка сопернику было очень больно, но в порыве мщения он проигнорировал боль и опять пошел в атаку, резко сменив тактику. Теперь он вращал шпагой поперечные и продольные восьмерки, думая, что я не смогу уйти от таких ударов. Зря. Машка меня даже отражать научила подобные стежки определенным приемом под названием «скольжение». При этом кончик моей шпаги по инерции, с огромной силой ударял по эфесу, грозя отсечь пальцы противника и нанося время от времени болезненные удары по его руке. После второго такого удара мичман сморщился от боли, но шпагу не выронил. Лишь попытался задавить меня своей массой, резко ринувшись в атаку. В результате я опять оказался у него за спиной и нанес свой второй хлесткий удар по незащищенному телу. Только на этот раз пониже спины.
Раздавшийся со всех сторон смех последовал одновременно с громкой командой:
– Прекратить поединок! Мичман! В сторону! Бросить шпагу!
Подействовало. Мой противник сник, отдал шпагу стоящему рядом матросу и после разрешения оправиться удалился в нижние кубрики.
Зато как на меня посматривали все остальные служаки этого красавца флагмана! Я даже испугался, что меня сейчас мобилизуют во флот его императорского величества и запретят сходить на берег. Но и этого ажиотажа вокруг моей персоны коварной судьбе показалось мало. Пока никого не стесняющаяся Мансана ощупывала мои плечи, поздравляла с победой и радостно чмокала время от времени мое ошарашенное лицо, глупый и восторженный поклонник моего вдруг появившегося таланта отправил рисунок флагмана по рукам. Естественно, что с должными, по его мнению, комментариями.
Беспокойство во мне зашевелилось, когда вокруг стало тихо, а покинувшая меня красавица протиснулась к своему отцу и тоже восторженно уставилась на лист ватмана в вытянутой руке. Я тоже подошел поближе, вытянул шею и постарался самым бытовым голосом снизить накал страстей: