Впрочем, мои соображения вряд ли можно назвать планом. Это скорее разрозненные наметки, которым не хватает цельности и реалистичности.
Было бы прекрасно, если бы охрана, приставленная ко мне, не обратила внимания на мою прогулку до высоких камней. Тех самых, через которые мы с Агизуром переходили к шоссе. Если бы сейчас мне удалось подойти к одному из них на расстояние хотя бы десяти метров, то можно было бы попытаться быстро скрыться за ним и затем продолжать бег уже под прикрытием.
Однако и в таком случае моя попытка была бы весьма рискованной. Охрана может открыть огонь раньше, чем я добегу до камня.
Надо подумать, как ее нейтрализовать хотя бы на короткий отрезок времени. Можно было бы бросить горсть песка в глаза моих конвоиров. Но, чтобы это сделать, сначала нужно наклониться к земле и опустить руку. А это у меня едва ли получится. Хотя песок можно подготовить заранее, еще в пещере. Например, спрятать его в отвороты закатанных рукавов.
Я пытаюсь прокручивать в голове и альтернативные сценарии моего побега. Например, удрать не во время прогулки, а ночью, прямо из пещерного города. Но и в этой затее риска не меньше. Кроме опасности наткнуться на выставленных часовых, есть и другая. Я запросто могу заблудиться в пещерных галереях.
Лайд будто чувствует, что я готов пойти на нечто подобное. Когда его ребята ведут меня на прогулку, они всякий раз завязывают мне глаза. Боевики снимают с моей головы эту тряпку на выходе из пещерного города. По такой вот причине я до сих пор толком не представляю, где находится логово боевиков относительно пещер, занятых нами. Поэтому вариант ночного побега тоже под большим вопросом.
Думаю, что можно было бы прицепиться к фундаменталистам, которые совершают ежедневные рейды за пределы пещерного города. Прикинуться, что для работы нужно что-нибудь особенное, чего здесь нет. Уговорить их взять меня с собой, к примеру, на руины Эль-Башара, где я мог бы невзначай потеряться.
— Ты чего такой задумчивый? — интересуется Лайд в тот самый момент, когда я размышляю над очередным вариантом побега.
— Вроде все как обычно. Наверное, просто устал, — спокойно отвечаю я.
— Смотри, не надумай дать от нас деру, — предупреждает он. — Такая затея может очень плохо кончиться. И не только для тебя…
— Ты о моих коллегах?
— А ты сам подумай, — заявляет главарь и уходит, оставляя меня в полном смятении духа.
Я никак не могу понять, почему он говорит со мной о судьбе моих коллег лишь полунамеками. Кручу этот факт и так и эдак. Самой логичной мне представляется такая вот невеселая версия: бандиты не оставили в живых никого из них. В противном случае они давно уже устроили бы нам «очную ставку». Да и к работе по вакцинации их тоже привлекли бы. А так… Мне горько это признавать, но, скорее всего, они мертвы.
А коли так, то мое бегство на их судьбе уже никак не отразится. Хуже, чем есть, я им точно своим побегом не сделаю. Значит, нужно немедленно воплощать свой замысел в жизнь.
Мои мысли прерывает громкий стон одного из зараженных боевиков. Отпетые негодяи вроде него страдают от Эболы точно так же, как и ни в чем не повинные люди. Болезнь не разбирает, кто добрый, а кто злой. Ей наплевать, прав ты или виноват. Она подкашивает любого, невзирая на цвет кожи, половую принадлежность, политические взгляды или вероисповедание.
А раз так, то всякий человек, оказавшийся в ее объятиях, нуждается в моей помощи. Я осознаю, что как человек ненавижу каждого из них. Но как врач я не могу их бросить на произвол судьбы. Я лечу их и хочу надеяться на то, что, пройдя через страдания, многие из них изменятся. Хотя в это верится с трудом.
С другой стороны, их лечение — это еще и нейтрализация очередного очага заражения.
В общем, мысли о бегстве постепенно улетучиваются из моей головы, Я продолжаю работать. Ведь никто из фундаменталистов, находящихся здесь, не сумеет самостоятельно воспользоваться мощностями нашей передвижной лаборатории. Они не синтезируют из концентрата новые запасы вакцины. Да и теми, которые уже имеются, тоже вряд ли сумеют воспользоваться. Тут нужен специалист.
К тому же среди зараженных боевиков наблюдается своеобразная ротация. Одни идут на поправку, другие заболевают. Не зря они все смотрят на меня как на какого-то кудесника.
После ужина Лайд приглашает меня в свою комнатку. С учетом специфики условий, в которых мы находимся, она выглядит даже роскошно. Здесь есть стол, да и сидеть можно не только на кровати. Благодаря солнечным элементам в комнатушке есть электрический свет.
Я пытаюсь догадаться, по какому поводу грядет разговор. Но то, что в итоге слышу от главаря, в одночасье перечеркивает все мои соображения.
— Я смотрю на тебя, и мне очень жаль, что ты не один из нас, — говорит он.
— И чем это мне мешает? — осторожно спрашиваю я.
— Это порождает определенное недоверие к тебе, — продолжает он. — Да, за это время ты сделал многое, чтобы наши братья встали на ноги. Не пытался бежать. Но все же ты не один из нас, все еще чужак.
— Все еще?.. — повторяю я, не улавливая смысла его слов.
— Ну а что тут таить? Все ведь может измениться, и ты станешь нашим. Стоит тебе только принять истинную веру. Уже сейчас мои бойцы смотрят на тебя как на брата. А если ты откроешь свое сердце Всевышнему, то они за тебя горой стоять будут. Тогда мы могли бы продолжать борьбу вместе. Ты и я во главе огромной армии.
— Армии? Она у тебя есть? — не перестаю удивляться я.
— Есть или нет — сейчас это не так уж и важно, — отмахивается он. — Главное в другом. Имея такое чудодейственное средство, как вакцина, исцеляющая страшную заразу, мы можем собрать под свои знамена тысячи, даже сотни тысяч добровольцев по всему миру! Начнем прямо здесь. Селение за селением! Город за городом! Эта вакцина сейчас значит больше, чем самое крутое оружие. Если страждущие жители любого населенного пункта будут знать, что мы несем им исцеление, то они своими руками расчистят нам путь. Они поднимут на ножи войска хунты и выбросят их на помойку. Это будет наше триумфальное шествие!
— Да, такая картина впечатляет, — без особого энтузиазма говорю я и продолжаю: — Но откуда столько уверенности в том, что тебя станут поддерживать все жители твоей страны?
— Если они не самоубийцы, то должны поддержать, — горделиво отвечает Лайд.
— Что это значит? — спрашиваю я, теряясь в тревожных догадках.
— А то и значит! Каждому придется выбирать. Он с нами либо нет, — заявляет собеседник, выразительно жестикулируя. — Все будет решено крайне просто. Любой человек, который откажется меня поддерживать, будет лишен возможности пройти вакцинацию. То есть сначала клянись мне в верности, признавай мои идеи, становись под знамена, а уже затем получай необходимое лечение. Если кто-то откажется, то пусть подохнет в страшных муках! Жалеть об этом ни я, ни мои соратники точно не будем. Эта эпидемия уже сейчас стала для многих верующих жителей нашего государства моментом истины. С вашей же вакциной у нас есть реальный шанс очистить страну от всякого сброда, который сомневается в вере и в силе нашего Всевышнего. В новое царство войдут только крепкие в вере люди. С ними мы и продолжим наше победное шествие по миру. Те люди, которые побывают на краю гибели, но выздоровеют благодаря вакцине, наверняка станут моими самыми верными сподвижниками. Это и есть истинное очищение. Без буйства эпидемии мы еще не скоро смогли бы устроить его сами.