Солнечный луч проник в выходящее на запад окно, щедро залил красноватым медным светом класс, обвел золотыми ободками детские головки, ярко осветил стену напротив. Но Урсула этого почти на заметила. Она была занята, день заканчивался, работа нарастала, как мерный прилив, чтобы, достигнув пика, отступить.
Этот день ничем не отличался от остальных, деятельность Урсулы больше всего напоминала состояние транса. Под конец, когда она торопилась закрепить пройденный материал, всегда начиналась некоторая спешка. Она засыпала учеников вопросами, желая увериться в том, что они усвоят необходимые знания к моменту, когда прозвенит звонок. Урсула стояла в тени перед классом, держа в руках соцветия, и, увлеченная объяснением, склонялась к ученикам.
Она слышала скрип двери, но не обратила на это внимания, и потому вздрогнула, увидев рядом с собой в ярко-красных лучах лицо мужчины. Мужчина ждал, когда она обратит на него внимание, его лицо пылало огнем. Урсула ужасно перепугалась. Ей показалось, что она сейчас потеряет сознание. Все подавляемые подсознательные страхи вырвались на волю.
— Я напугал вас? — спросил Беркин, пожимая ей руку. — Я думал, вы слышали, когда я вошел.
— Нет, не слышала, — пролепетала Урсула, еле найдя в себе силы заговорить. Рассмеявшись, Беркин попросил извинения. Урсула не поняла, что его рассмешило.
— Здесь довольно темно, — сказал Беркин. — Не зажечь ли нам свет?
Сделав несколько шагов в сторону, он повернул выключатель. Лампа ярко вспыхнула, осветив и изменив класс: пропала та волшебная магия, которая присутствовала до прихода Беркина. Повернувшись, он с любопытством взглянул на Урсулу. Ее глаза удивленно округлились, губы слегка подрагивали. Казалось, ее внезапно вывели из сна. Красота девушки была живой и нежной, как слабый блик закатного луча на ее лице. Беркин смотрел на нее, испытывая неведомое дотоле наслаждение и ощущая безотчетную радость в сердце.
— Изучаете соцветия? — спросил он, беря с ближайшей парты сережки орешника. — Они уже такие? Не обращал на них внимания в этом году.
Беркин внимательно рассматривал кисточку орешника.
— И красные тоже есть! — сказал он, глядя на малиновое мерцание женских цветков.
Он прошел по классу, проверяя тетради учеников. Урсула следила за его сосредоточенными действиями. Спокойные движения мужчины усмиряли бешеное биение ее сердца. Она стояла, словно зачарованная, глядя, как он движется в каком-то другом по отношению к ней мире. Его присутствие было таким ненавязчивым, что казалось своего рода пустотой в классном пространстве.
Неожиданно он поднял на нее глаза, и от звука его голоса ее сердце забилось сильнее.
— Дайте им цветные карандаши, — сказал Беркин. — Тогда ученики смогут женские цветки раскрашивать красными, а двуполые — желтыми. Я пошел бы по простому пути — только красный и желтый цвета. Очертания тут не очень важны. Здесь нужно подчеркнуть главное.
— У меня нет цветных карандашей, — ответила Урсула.
— Где-то должны быть. Нужны только красные и желтые.
Урсула отправила на поиски одного из учеников.
— Тетради от этого станут неряшливее, — заметила она, густо краснея.
— Не намного, — возразил Беркин. — На такие различия следует непременно обращать внимание. Нужно всегда подчеркивать факт, а не субъективные впечатления. А что здесь факт? Красные остроконечные тычинки женского цветка, свисающие желтые мужские соцветия, желтая пыльца, перелетающая с одних на другие. Зафиксируйте этот факт на картинке, подобно тому, как ребенок рисует лицо — глаза, нос, рот, зубы, вот так… — И он стал рисовать на доске.
За стеклянными дверями класса замаячила еще одна фигура. То была Гермиона Роддайс. Беркин пошел и открыл ей дверь.
— Увидела твою машину, — сказала ему Гермиона. — Не возражаешь, что я отыскала тебя? Ужасно захотелось увидеть, как ты работаешь.
Она остановила на нем долгий интимный, игривый взгляд и издала короткий смешок. И только потом повернулась к Урсуле, наблюдавшей вместе со всем классом эту маленькую сценку между любовниками.
— Здравствуйте, мисс Брэнгуэн, — тихо проворковала Гермиона в своей странной певучей манере, которую можно было принять за иронию. — Вы не против моего присутствия?
Серые глаза насмешливо изучали Урсулу, словно Гермиона ее оценивала.
— Конечно, нет, — ответила Урсула.
— Вы уверены? — повторила Гермиона невозмутимо и даже с какой-то наполовину наигранной издевкой.
— Естественно. Я буду рада, — рассмеялась Урсула, слегка взволнованная и смущенная тем, что Гермиона принуждает ее согласиться и стоит слишком близко, словно они подруги, а какие они подруги?
Именно такого ответа и ждала Гермиона. Удовлетворенная, она повернулась к Беркину.
— Чем ты занимаешься? — проворковала она с притворным интересом.
— Соцветиями, — ответил он.
— Правда? — воскликнула Гермиона. — А что ты о них знаешь? — Все это произносилось ею в насмешливой, слегка дразнящей манере, как будто вся затея была игрой. Она тоже взяла в руку веточку с кистью, как бы желая понять источник интереса Беркина.
Гермиона странно смотрелась в классной комнате в своем широком поношенном плаще из зеленоватой ткани с рельефным тускло-золотистым узором. Стоячий воротник и подбивка плаща были из темного меха. Под плащом — платье из дорогой ткани цвета лаванды, тоже отделанное мехом, на голове аккуратная маленькая шляпка из тусклого зеленовато-золотистого материала и меха. Высокая Гермиона производила странное впечатление; казалось, она сошла с холста новомодного экспериментального художника.
— Ты видела красноватую завязь, из которой потом вырастают орехи? Когда-нибудь обращала на нее внимание? — спросил ее Беркин и, подойдя ближе, показал сережку на ветке, которую Гермиона держала в руке.
— Нет, — ответила она. — А что она собой представляет?
— Вот эти маленькие цветки дают семена, а длинные сережки — пыльцу, опыляющую цветки.
— Опыляющую цветки! — повторила Гермиона, внимательно разглядывая кисть.
— Вот из этих маленьких красных точек завяжутся орехи — при условии, что на них попадет пыльца с сережек.
— Маленькие язычки пламени, маленькие язычки пламени, — тихо пробормотала Гермиона. Некоторое время она молча рассматривала крошечные бутончики, в которых трепетали красные тычинки.
— Разве они не прекрасны? Я думаю, прекрасны, — говорила она, придвигаясь ближе к Беркину и указывая на красные волоски длинным белым пальцем.
— Ты никогда не замечала их раньше? — спросил Беркин.
— Никогда, — ответила она.
— А вот теперь ты никогда не пройдешь мимо, — сказал он.
— Теперь я всегда буду их видеть, — повторила Гермиона. — Большое тебе спасибо, что показал. Они такие красивые — маленькие красные язычки…