Воины хоть и переглядывались со своим десятником, но остановились без спора. Тем более что и сами слегка запыхались на крутом подъеме по расщелине. Мы сбросили рюкзаки, и я со стоном облегчения снял с себя ботинки, потом носки и с удовольствием стал разминать ступни и пальцы.
— Полегчало?
— Словно заново на свет народился, — признался я. — Сейчас носки сменю, и дальше двинем.
Увы, мои обещания оказались несколько скоропалительны. Дальнейшие действия оказались неутешительными, ноги распухли настолько, что вновь засунуть их внутрь обуви мне сразу же показалось истинным сумасшествием.
— Не могу. Распухли!
— Всех дел? Надевай второй носок, и валим так, — здраво посоветовал барон Копперфилд, — В форте разберешься.
А что оставалось делать? Лучше уж лишиться двух пар носков, чем сидеть на этом склоне неизвестно какое время. Так и сделал. И не пожалел. Не успели носки серьезно пострадать, как мы выбрались наверх, а затем, преодолев километр пустынного каменного плато, оказались в форте. И нам навстречу сразу поспешил тучный властный мужчина, посматривающий на нас точно, как моя покойная бабушка Марфа высказывалась: «Словно Ленин на буржуазию!» Не знаю, правда, как она с Лениным встречалась, помер он задолго до ее рождения, но, видимо, та самая буржуазия на вождя не раз жаловалась. Вот бабульке и запомнились их слезы.
А нам что прикажете отвечать на готовящиеся вопросы? С десятником наша легенда со скрипом прокатила, а ют с сотником? Или это комендант крепости? А вдруг это сам Михаил, князь царства Трилистьенского?
Час от часу не легче. Кстати, а когда здесь обед?
Кажется, этот последний вопрос я выкрикнул вслух, потому что властный военный олигарх так и замер на месте с открытым ртом. Ну что ж, надо добивать неизвестного противника его же неизвестными правилами поведения.
— Да и вообще, лучше будет, если тирпиеня мы начнем жарить прямо сейчас! Эй, бойцы! Несите мою добычу прямо на кухню!
Наглеть — так с размахом! Это понял и мой товарищ, потому как дико захохотал и воскликнул:
— Ох и попируем сегодня!
Поздней ночью, когда котлы уже оказались перемыты и наряд по кухне отпустили спать, на пути у замученных девушек возник заместитель командира по кадрам и жестом увлек за собой. Как оказалось, на личное рандеву к полковнику.
Тот ждал девушек, стоя посреди штабной палатки и нервно выгибая в руках изящное стило для письма, и, как только новобранцы явились, доложили как положено о своем прибытии, командир начал на повышенных тонах. На гражданской жизни этот уровень наверняка бы назвали угрожающим криком.
— Ну и как это прикажете понимать? Как вы себя посмели вести подобным образом?
Мария отвечала за всех троих и с самого начала говорила спокойно, взвешенно и с большим достоинством. Причем первые вопросы отнесла на счет неправильного выполнения своих обязанностей:
— Разве мы плохо вымыли котлы? Вроде претензий не было.
— Только этого не хватало! И вы прекрасно понимаете, что я говорю об инциденте с десятницей.
— Тоже не могу понять, господин полковник, в чем наша вина? Приходит какая-то баба в полувоенной грязной одежде, начинает оскорблять, толкаться, орать как сумасшедшая. У нее что, на лбу написано, кто она такая? Как прикажете к такому человеку относиться во время выполнения наряда?
Все это командир и сам прекрасно знал. Поэтому внутренне уже проклинал Апашу за наглость и пристрастие к скандалам. Но и допустить не мог возможных дуэлей. Как ни искусны казались новенькие в технике фехтования, все равно против рассерженной ветеранки у них не было шансов. Вроде бы. А если бы и было несколько шансов, то терять лучшую воительницу в момент выхода на боевые рубежи — непростительная для военного формирования роскошь. Понятно, что раны одного, а то и смерть нескольких воинов ничего тотально не решают, но вот моральный климат в воинском формировании будет подорван окончательно. Уже сейчас мнения почти всех наемников странно разделились. Половина, всего лишь с небольшим большинством, ратовала в разговорах у костров за строгое наказание строптивых девчонок. Мол, за неуважение к такой знаменитой воительнице вообще следует казнить на месте. Тогда как вторая половина личного состава неожиданно для всех вдруг рьяно приняла сторону Марии Ивлаевой и ее сестер. И чуть ли не вслух требовала призвать к ответу зауву Грозовую как хамку, задаваку, грубиянку и зазнавшуюся представительницу голубой крови.
То есть межличностные распри между несколькими воинами очень круто переросли во всеобщий скандал. И если не принять мер немедленно, то этот скандал мог перерасти в невесть что, стать неуправляемым, слишком глубинным и принести впоследствии массу неприятностей во всех отношениях.
Глядя в совершенно спокойные, даже несколько надменные лица новобранцев, уже в который раз полковник пожалел, что принял молодых женщин так неосмотрительно. Но делать было нечего и в данный момент следовало применить любые средства для устранения как самой намеченной дуэли, так и возможных после нее последствий. Увы, никакой командирский талант, авторитет и сила руководителя не смогли переубедить зауву Грозовую, которая только четверть часа как покинула этот самый шатер. Спесивая, несговорчивая, неумолимая Апаша плевалась слюной и шипела со злостью о том, что ее в жизни так никто не унижал и она не откажется от своего вызова даже под страхом съедения зроаками. Причем ни о каком ранении соперницы для вывода из строя она и слышать не хотела. Только с вожделением повторяла побелевшими губами:
— Убью! Как подлых людоедов! Вначале исполосую кожу на лоскутки, а когда соплячка начнет падать, обессиленная, добью одним уколом! И сестер следом за ней к праотцам отправлю. Жаль, что тело растоптать ногами потом будет зазорно!
Так и ушла, сославшись на то, что она голубой крови и личный приказ полковника в таком случае для нее лишь пустой звук.
Теперь следовало попробовать с другой стороны и как следует надавить на представителей странного, никому доселе не известного семейства Ивлаевых.
Начал полковник с запугивания:
— Вряд ли даже среди мужчин отыщется соперник, способный тяжело ранить Апашу на дуэли. Тебе грозит смерть.
Мария пожала плечами:
— Наоборот. Это я избавлю полк от обузы и рассадника злостного нарушения дисциплины. И не волнуйтесь за меня, справлюсь. В крайнем случае сестры за меня отомстят.
— О том и речь, что придется копать три могилы.
— Скорее — одну.
— Ага! Значит, не хотите прислушаться как к голосу здравого рассудка, так и к советам более умудренного в жизни человека?
— С удовольствием и всегда прислушиваемся, но не в тех вопросах, когда затронута наша личная честь.
— Хм! Личная, говорите? — Полковник прошел по палатке, после чего с тяжелым вздохом решился на крайнюю меру: — Тогда я вам как командир оглашаю последнее предупреждение: если вы не отказываетесь от дуэли, вас отчисляют из состава полка немедленно, и вы обязаны в течение двух часов покинуть расположение нашего лагеря. И не сомневайтесь, на это я имею по нашим уставам полное право!