— С Апашей они поссорились, а как теперь под мужиками крутиться станут?
Зря ехидничали. Никто крутиться не стал.
На четвертый день, еще в предобеденное время, Мария так обгадила и оскорбила словесно охамевших приставал, что четверым из них ничего не оставалось, как вызвать Ивлаеву на дуэль. Двойняшки сотворили то же самое, получив себе в противники еще по два человека. И все дуэли были назначены во время полуденного отдыха. Командира с майором как раз не было в полку, замещающий их строевой капитан и сам был не прочь прижаться к любой из красавиц, поэтому никаких мер по запрету предстоящего кровопролития принято не было. Зато зрителей оказалось полно: все, кто находился в тот момент в лагере. Даже толпа леснавских пограничников примчалась поглазеть, как будут наказывать зазнавшихся героинь. Хотя многие на такие заявления резонно возражали:
— Посмотрим, кто еще кого накажет! — и ссылались на феноменальные способности в фехтовании прославленного трио: — Как бы они дырок своим ухажерам не наделали!
Единственное, на что употребил свою власть строевой капитан, так это запретил смертельные удары и ограничил продолжительность дуэлей тремя ранами. То есть вынос трупов не состоялся. Зато представление получилось просто великолепным. Сражались по очереди, только одна пара противников. И если первые мужчины выходили на бой с покровительственными улыбками и намерением покрасоваться перед публикой и наказать наглых, строптивых красавиц, то последние — с побледневшими лицами и решительно горящими глазами. Словно они шли на последний свой бой с однорогими демонами. Потому что девушки и в самом деле смотрелись словно однорогие демоны, у которых вместо смертельного рога убийственное продолжение руки в виде шпаги или рапиры. Причем уделывали своих противников довольно быстро и, скорее всего, даже чрезмерно жестоко. В единой, слитной атаке наносили глубоко проникающие раны в бедра, а напоследок дырявили, а то и рассекали левый бицепс.
Кровищи пролилось чрезмерно. А когда раненых уже унесли к мечущимся и злобно рычащим врачам, Мария Ивлаева вышла на ристалище и официально заявила для всех присутствующих:
— Последующие дуэли мы будем проводить только до смерти. Если хоть кто-то еще из мужчин попытается оскорбить нас или наш род — он получит дырку в лоб. Если станет хамить в боевой обстановке — убьем на месте по праву нашей крови! Все слышали? Вот и отлично, повторять больше не собираюсь.
Все-таки один балагур и отчаянный весельчак в толпе нашелся:
— Ну с оскорблениями я согласен, ребята перестарались. А вот если я жениться хочу? Если я с самыми искренними чувствами?
— Да чувствуй себе на здоровье! — Балагур даже отшатнулся, настолько неожиданно рядом с ним возникла одна из двойняшек. — Но если хочешь дожить до своей свадьбы, лучше подожди, пока одна из нас сама обратит на тебя внимание. А до того даже томными взглядами надоедать настоятельно не рекомендую.
Толпа зрителей и болельщиков, оживленно обсуждая увиденное, еще не успела разойтись с пригодной для плаца площадки, как в полк вернулось командование. И вполне естественно, так и не спешившись, ринулось к столпотворению. Строевой капитан уже с некоторой опаской доложил по полной форме о происшедшем мини-турнире, но как только сообщил о выходе из строя сразу восьмерых наемников, полковник пришел в неописуемую ярость. Прямо там он обзывать капитана всеми известными ему плохими словами не стал, только рявкнул:
— Вряд ли мы с тобой дальше сработаемся!
Потом объявил всеобщее построение полка и умчался к своему командирскому шатру. Там его дожидались какие-то закамуфлированные плащами всадники, прибывшие в лагерь вместе буквально минут десять назад. Пока они там что-то обсуждали, за наемников принялся заместитель Дункана Белого по кадрам. Он около получаса ходил внутри квадрата из четырех шеренг и хоть выражался более-менее литературным языком, но делал это так, что и женщины и мужчины стояли в большинстве своем красными. Причем некоторым речевым оборотам могли позавидовать признанные в этом мире ораторы, декламаторы, защитники и прокуроры. Умел достать подчиненных майор, умел! И делал это довольно смело, потому что в уставе наемников запрещалось вызывать старших офицеров на дуэль, будь ты хоть поцарником или принцем. Да и не указал он ни одного имени или фамилии. Отчитывал всех скопом, группами, вдоль и поперек. Монотонное перечисление всех умственных недостатков не-которых животных, которые имеют наглость считать себя людьми, пронимало до глубины мозгов и доставало до печени. Печень вместе с ногами от стояния по стойке «смирно» начинала болеть и разливаться желчью. Но хуже всего наемникам казалось то, что конца-краю этим наущениям они не видели. Но роптать или возмущаться вслух пока не решались.
В своей ругани зам командира по кадрам отдельным абзацем выделил хваленое воинское братство наемников женского пола. С едким сарказмом подчеркнул, что в традициях полка во веки веков было со сталью в руках сразу вставать на защиту молодого пополнения, если в их сторону летела хоть какая-то сальная шуточка. Напомнил, что если и против заступившейся старшей коллеги кто-нибудь из мужчин осмеливался сказать плохое слово, то его сразу же с позором изгоняли. Перечислил несколько подобных случаев и пожурил старослужащих женщин в жесткости, бессердечности и взращивании в себе низменных инстинктов. Причем выкрикивал последние слова, стоя строго напротив Апаши Грозовой. Вроде ничего не значащая деталь, но в речи как раз и слова звучали с весьма ясным подтекстом:
— Вы порой и сами можете ссориться, можете бить и кусать друг друга в борьбе за сильного самца, в борьбе за трофеи или при любых других печальных обстоятельствах. Но почему вы забыли о взаимной поддержке?! Почему с развратными улыбками восторгаетесь пошлостью своих недоумков-сослуживцев? Неужели так поверили, что никогда не сможете оказаться на месте любой беззащитной женщины? Позор! Трижды позор!
Он опять стал мерить пространство между рядами, находя все новые и новые слова для нанесения моральных и душевных ран лихим и отчаянным рубакам. Казалось, он и не смотрел в сторону штабного шатра, но сразу при выходе из нее группы воинов вместе с командиром перешел на более низкий, но еще более угрожающий тон:
— С этого момента командование станет применять прямо драконовские меры за малейшее ущемление слабого пола! А теперь приготовьтесь стоять по стойке «смирно», словно перед вами сам император! Если кто шелохнется или что-то ляпнет из строя без вопроса гостей, будет пять дней на кухне безвылазно мыть котлы, невзирая на регалии и прежние заслуги. Слушать командира и есть глазами всех, кто с ним рядом! — после чего примолк и поспешил навстречу Дункану Белому с криками: — Смирно! Господин полковник, вверенное вам формирование по вашему приказанию построено!
Тот с отеческой и доброй улыбкой истинного патриарха оглядел строй, радостно вздохнул и начал медовым голосом:
— Воины! Сыны и дочери империи Моррейди! Хочу вас порадовать приятным известием. Его величество, повелитель Леснавского царства Ивиан Холмский прослышал о ваших подвигах и решил своим личным присутствием почтить наш легендарный полк. Сейчас он со своей армией маршем движется в нашу сторону и уже через два часа встанет рядом с нами лагерем. Во избежание каких-либо утечек информации на эту тему с этой минуты запрещаю любому воину полка покидать территорию нашего лагеря. Также в целях повышенной безопасности возле нас будут находиться высшие офицеры из штаба армии его величества Ивиана Холмского. Их распоряжения и приказы следует выполнять немедленно и безоговорочно. Все понятно?