Ездить на машине по Лондону не слишком большое удовольствие. Из-за непрекращающихся дорожных работ здесь постоянные пробки. Не слишком терпеливые водители сигналят и ругаются. К тому времени, когда она вернулась в Чисуик, ее нервы были на пределе. Если бы они придерживались ее плана, то, конечно, поехали бы на метро. Розмари сказала, что Джудит придется все организовать, поскольку у нее не было ни малейшего понятия, как добраться до Сент-Джонс-Вуда. Она была там когда-то, и это было уже давным-давно, когда дети были еще маленькими и они вместе ходили в зоопарк. Алана по телефону предупредили, чтобы ждал их примерно в три часа.
Не будучи из разряда тех, кто печет домашние пироги или даже подает чай, Дафни отправилась на Хай-стрит, где купила коробку безе и десертного печенья птифур. Все это выглядело довольно нелепо, призналась она себе, хотя и не так нелепо, как попытка облачиться в какой-нибудь особый наряд.
Она разложила сладости на двух тарелках, а в кувшин налила молока.
— Я сам все сделаю, — предложил Алан.
— Хорошо.
Обычно она не была столь лаконична.
В два тридцать, поднявшись наверх, Дафни надела один из повседневных нарядов — черную юбку, светло-бежевый свитер и черные бусы. Посмотрев в зеркало, бусы она сняла и надела кожаный жакет, который купила несколько лет назад, но никогда не носила. В нем она казалась гораздо моложе своих лет. Слишком вульгарно, решила она. Супругу и дочь Алана это, наверное, повергнет в шок. Что касается него самого, то он скорее всего ничего и не заметит.
Он накрывал на стол, раскладывая на нем то, что она всегда называла «худшим фарфором». Главное, никакой суеты. Если Джудит и Розмари решат, что они с Дафни пьют такой чай каждый день, то и пусть себе так думают.
— А если Розмари снова попытается убедить тебя вернуться, что ты решишь?
— Ничего, — ответил Алан, как будто давая серьезную клятву.
— Лично я об этом говорить не буду — если только она не спросит меня лично. Могу говорить о пирогах, об одежде, об этом доме, но не о нас с тобой.
Он обнял ее, и, к его удивлению, Дафни буквально вцепилась в него, чего раньше никогда не делала. На мгновение жесткий, лоснящийся кожаный жакет стал для них неприятной преградой.
— Ты понимаешь теперь, что мы с тобой вместе благодаря той находке? Мы ведь снова встретились из-за тех рук в жестяной коробке?
— Теперь понимаю. Я никогда не думал, что буду радоваться такому обстоятельству.
В этот момент зазвонил дверной звонок. На часах было без двух минут три.
Они, конечно же, знали друг друга. Можно было даже сказать, что знали всю свою жизнь.
— Розмари, — проговорила Дафни. Она произнесла только имя.
— Добрый день, — сказала в ответ Розмари.
Джудит представилась. Ни она, ни ее мать не заговорили с Аланом, однако уселись на диван, когда им предложила Дафни. Это было все, что было произнесено за две минуты, показавшиеся вечностью. Нарушила неловкую тишину Джудит, которая чувствовала свою роль посредника.
— Мне кажется, мама хотела бы, чтобы ты, папа, и госпожа Фернесс рассказали нам, как намереваетесь поступить, — сказала она. Дочь Алана попыталась улыбнуться, но улыбка превратилась в гримасу. — Если уж на то пошло… — Розмари нервно теребила сумочку, перекладывая ее с места на место, то подкладывая под левую руку, то под спинку дивана. Она словно приросла к своему месту. — Или что ты намерена делать, мама…
Снова воцарилась тишина, во время которой Джудит спрашивала себя, зачем ее мать захватила с собой самую большую из своих сумочек. Потом заговорила Розмари.
— Я не намерена что-либо делать. Я одна, мой муж от меня ушел, и я хочу вернуть его обратно, — сухо сказала она, потом повернулась к Алану: — Ты разбил мое сердце. Это можно поправить, если ты сделаешь то, что должен, и возвратишься домой. Оставь эту женщину и возвращайся.
— Мне не очень хотелось бы продолжать этот разговор в присутствии моей дочери, — сказал Алан.
— Очень жаль. Но я никуда не уйду, — сказала Джудит и впервые взглянула на Дафни. — Можно мне выпить чашку чая? Давайте все выпьем чаю!
Не ответив, хозяйка встала и налила чая Джудит, Алану и себе. Розмари прикрыла свою чашку рукой — как прикрывают бокал, когда больше не хотят вина. Алан с дочерью молча передали друг другу молочник. Дафни подала всем безе.
— Тебе разве нечего мне сказать?
Взглянув на жену, Алан ответил:
— Я не вернусь, Розмари. Я уже говорил об этом много раз. Мне не в чем тебя винить — прости, что так вышло. Наверное, тебе есть в чем меня упрекнуть. Но мы больше не наладим отношения. Я хочу жить с той, с кем у меня все в порядке.
— То есть с ней?
— Ты и сама знаешь.
Розмари переместила сумочку на колени.
— И все те годы, которые ты провел со мной, ничего для тебя не значат?!
— Они значат многое, — ответил он. — Очень многое. Мы вместе жили столько лет, у нас двое детей. Просто все теперь закончилось. Так заканчивается брак для огромного количества семей, в чем мы могли не раз убедиться на примерах друзей. Их пары разбились раньше, а теперь настала и наша очередь. Я постараюсь сделать так, чтобы ты перенесла это как можно легче, помогу тебе привыкнуть к этому… Может быть, однажды ты даже согласишься, что все к лучшему.
— Если это все, что ты можешь мне сказать, то я спрошу у нее. — Розмари развернулась и впилась взглядом в Дафни: — Знаете, — начала она, — все, кто нас знает, все его друзья, они на моей стороне. Более того, они готовы возненавидеть его. Они мне очень сочувствуют, они уже доказали мне, что такое друзья. В трудную для меня минуту. Но они все равно хотят, чтобы он вернулся домой. Только в этом случае они снова примут его. Мы станем такими же, как раньше. Вы понимаете? — Дафни ничего не ответила, однако едва заметно кивнула. — Я не знаю, что он в вас нашел. Вы никогда не были особенно красивы, и с годами лучше не стало. Да и кого красят годы? Наверное, у вас большой доход. — Розмари неопределенно махнула рукой. — Но Алан ни в чем не нуждается. Когда он ушел на пенсию, то получил очень приличное выходное пособие, и пенсия у него огромная. Вы ведь не ребенок, вы старше любого из нас. Мне кажется, ему просто захотелось перемен. Ведь так? Поэтому вы оставите его и вернете мне. Вы же отпустите его домой вместе со мной г Сейчас?
Она казалась совершенно спокойной, но когда произносила последние два слова, то схватила пустую чашку со стола и швырнула через комнату. Чашку ударилась о картину на стене и разбилась. За ней последовала вторая чашка.
— Прекрати, Розмари! — воскликнул Алан.
— Я буду здесь все громить, пока она мне не ответит. Вы отдадите мне моего мужа или нет, Дафни, или как вас там зовут? Фамилии не помню, уж слишком часто вы ее меняли…
— Нет, — сказала женщина ледяным голосом. — Я не хочу, чтобы он уходил. Но он сам должен сделать выбор: уйти или остаться. — Если бы она ограничилась только этими словами, все, возможно, еще можно было бы замять, но она продолжила: — Я люблю его. Люблю его и хочу, чтобы он жил здесь, рядом со мной.