Ежась и сотрясаясь мелкой дрожью, Эльмира изо всех сил пыталась преодолеть леденящее чувство одиночества, захлестнувшее ей душу. Она обняла себя за плечи и попыталась отвлечься, наблюдая за редкими прохожими, спешащими укрыться в домах от надвигающейся грозы. Но то, что она видела, ранило ее.
Молоденькая парочка, смеясь и целуясь, бежала к дому напротив, на ходу отыскивая ключи.
Пожилая супружеская пара, обнявшись, торопилась к припаркованной на стоянке машине. ОН нес тяжелую сумку и что-то шептал ЕЙ на ухо, заботливо подталкивая несколько неповоротливую жену.
Молодой папа стремительно катил по тротуару детскую коляску и что-то кричал, подняв голову кверху. Кричал и, наверное, счастливо улыбался. Со своего балкона Эмме было не разглядеть, но наверняка там его ждала ОНА.
– Каждой твари по паре… – прошептала она едва ли не с ненавистью. – Боже, как же мне плохо! Как мне плохо одной…
Чувство собственной ненужности особенно остро нахлынуло на нее с первыми сильными порывами ветра, брызнувшим ей в лицо крупными холодными каплями дождя. Вцепившись в перила обеими руками, Эмма сильно наклонилась вперед, нависнув над десятиметровой пропастью. Она смотрела вниз, силясь понять, для чего она существует в этом мире.
Для кого?! Кто встретит ее, когда она вернется?! Кто проводит ее, когда она уйдет?! «Никто, никто, никто», – застучал по веткам и подоконнику дождь, набирающий силу.
Что изменится в этом мире, если ее не станет?! Кто заплачет по ней, умри она сейчас?! «Никто, никто, никто», – скорбно вторил дождю воющий, раздирающий душу ветер.
В каком-то непонятном гипнотическом трансе Эмма выпрямилась. Занесла одну ногу над перилами, свесила ее с балкона и совсем уже было собралась сигануть головой вниз, когда увидела его…
Малыш, назвавшийся не так давно Вениамином и заставивший ее изрядно помучиться в непонятном порыве чувств, стоял на углу дома под проливным дождем и, подняв мокрую головенку в направлении ее балкона, грозил ей кулачком.
Эльмира, как ошпаренная, отпрянула назад.
Господи! Что она удумала?! Что удумала?! Еще секунда-другая, и она бы точно прыгнула. Сомнений нет – прыгнула бы. То состояние, в котором она пребывала сейчас, с трудом можно было назвать помутнением рассудка. Это было нечто большее. Отрешившись от всего плохого, она словно погружалась в фазу сладостного небытия. И самое главное, что ей искренне хотелось верить, что так и будет. Ведь понимаешь умом, что ничего ТАМ, кроме мрака, нет и быть не может, а верить хочется.
Маленький…
Эмма едва не задохнулась от волны нежности, которая накрыла ее с головой при мыслях о мальчике. Он все еще продолжал стоять на углу дома и грозить ей кулачком. Маленький, весь насквозь промокший в своих ветхих шортиках и вылинявшей футболке.
Что он делает там в такую погоду? Почему смотрит именно на нее и к тому же грозит ей? Неужели… Неужели он догадался о ее постыдных намерениях?! Тогда… откуда в таком малыше столько участия к чужой судьбе? К судьбе постороннего человека, увидеть которого пришлось случайно всего лишь один раз. Эта женщина, сопровождавшая его и якобы следившая за ней…
«Это не случайно! Все, все, все не случайно! И визит ранним утром, и это его участие… Все это не случайно! Этот малыш… Да, да, да! В нем все возможные ответы на многочисленные вопросы…» Эти мысли с бешеной скоростью носились в голове, пока Эльмира бежала вниз по ступенькам. Дожидаться лифта, который застрял где-то наверху, у нее не было терпения. Как не было и уверенности, что малыш будет продолжать стоять под проливным дождем.
Но он все еще был там. От своего подъезда Эмма отчетливо видела плутоватую улыбку на его симпатичной мордашке. Вот он подносит ладошку к губам, посылает ей воздушный поцелуй и затем резко разворачивается и бежит куда-то за угол.
Эмма сорвалась с места и метнулась следом. Она летела, не разбирая дороги. Косая стена дождя мгновенно вымочила ее тонкую рубашку, до неприличия обрисовав ее ничем не стесненную грудь. Джинсы стали сырыми и мешали бежать. В довершение всего она где-то растеряла домашние тапочки и бежать пришлось босиком, что опять-таки украло минуты две-три.
Она выскочила за угол дома, уже лишившись всех надежд на то, что увидит этого маленького сорванца, который волей случая предотвратил ее идиотскую попытку самоубийства. Но он продолжал ее удивлять. Он все еще находился в поле зрения, застыв маленьким столбиком у бока темной иномарки. Он все еще смотрел на нее и улыбался. Потом даже помахал ей рукой. Но стоило Эмме сделать пару шагов в его направлении, как передняя дверца машины открылась, и мальчика кто-то грубо втащил в салон. Все происшедшее заняло не более минуты. Машина укатила, тут же растворившись за густой сеткой дождя. Эльмира еще какое-то время стояла, глядя ей вслед. Потом развернулась и быстрыми шагами поспешила домой.
Одна тапка нашлась около подъезда. Вторая… была найдена не ею. Ее крепко держал в руке ее Данила, застывший на пороге их квартиры и с какой-то хищной недоверчивостью наблюдавший за ее возвращением.
– Та-аак! – Ноздри его затрепетали. – Что на этот раз?!
Эльмира молча прошествовала мимо него, на ходу снимая с себя сырую одежду. А плевать ей на его чувства! Не нравится – пусть не смотрит. А ей совершенно ни к чему воспаление легких получать и тому подобную сопливую дребедень из-за его моральных принципов. На каких там, Вера говорила, машинах теперь разъезжают его дамы? На «Ягуарах»? Пусть на них и таращится. А она, в конце концов, в своем доме. Хочет – ходит в одежде, хочет – голышом. Ну а если кому-то это не нравится, пусть пишут рапорт!
Все это мстительной жилкой билось в виске, пока она шествовала в одних трусиках к двери своей комнаты. Мокрые джинсы с футболкой она бросила где-то по дороге, даже не обернувшись на следовавшего за ней по пятам Данилу. То, что он идет следом, она ощущала по легкому поскрипыванию кожи его жилетки и штанов. Пижон! Дамы с «Ягуарами» предпочитают таких вот упакованных, лоснящихся черной кожей мальчиков? С выщипанной грудью, голыми бицепсами и хвостатыми головами? Что в них, в этих головах, их, конечно же, не колышет. Им нужен плейбой для выезда, и тут как тут такие вот гривастые, мутноглазые данилки, готовые по щелчку кнута служить у их ног и в их постелях.
Она вдруг резко тормознула и, не стесняясь, повернулась к нему лицом. А чего, собственно, было стесняться, если они пять лет прожили мужем и женой…
– Чего тебе нужно?! – сквозь зубы процедила Эмма, тут же уловив, как прикрылись его глаза набежавшей непроницаемой мутью. Он и раньше прибегал к такому приему, когда не хотел допускать к своим мыслям посторонних, прибегнул к нему и сейчас.
– Мне? – Он попытался изобразить удивление. – Да вообще-то ничего. Просто хотел узнать, кого ты преследовала, теряя обувь на ходу? Квартира опять открыта настежь… Не боишься, что в один прекрасный день вернешься к пустым стенам? Пока бегаешь за призраками, кому-нибудь может прийти в голову снять с твоих стен несколько картин, например. Или, скажем, разжиться бытовой техникой. Не боишься?