– Чтобы она жила с этим негодяем!
– Я допустил?! – Он вырвался из убаюкивающих диванных объятий и подлетел к креслу. Ниночка невольно сжалась в комочек. – Не вы ли присутствовали при зарождении их отношений?! Вам ли меня упрекать?! Вы забрали ее отдыхать, потому что…
– Потому что в городе стояла жара, Марго было одиноко, а у вас была работа. Она постоянно сидела одна. К тому же вам вечно симпатизировали женщины. Я это помню. – Нина наморщила лоб, приложила ладони к щекам. Покачала головой. – Холодов как-то случайно там оказался. Я сейчас даже и не помню, кто его пригласил.
– А его точно пригласили? – сразу насторожился Горелов, вернулся на диван и решил взять все ее слова на карандаш.
Он любил делать заметочки, с ними как-то вернее работается, особенно если параллельно сразу по несколько дел ведешь.
– Да, кажется, да. Стаська потом у кого-то из нас спросила, откуда, мол, этот магнат взялся, и кто-то ответил, что он из числа приглашенных. Странно вообще-то как-то: Холодов был и остается птицей такого высокого полета, а тут вдруг – на скромной даче, со скромным угощением.
– Ну, с этим я не соглашусь, – с ехидцей встрял Горелов, отрывая глаза от блокнота. – Угощение-то для него там имелось!
– Вы про Риту?
– А как же!
– Да ладно вам, Иннокентий, все было не так совсем.
– А как же это было? – Его начало раздражать ее надутое ханжество. – Красиво и романтично?
– Именно! – повысила голос Ниночка, высунув покрасневший носик из белого высокого воротника халата. – Красиво и романтично! И не стоит опошлять!
– Ну да, ну да. Началось красиво и романтично, закончилось сплошной грязью. И вдруг оказывается, что допустил сие безобразие именно я!
– Простите, – вдруг жалобно пискнула Ниночка и тихо заплакала. – Я не хотела вас обидеть. Просто Холодов показался нам всем тогда такой фигурой! Ритка, она… Она просто одичала от постоянно пустых выходных, от вечно одиноких вечеров. Она же не знала, куда себя девать! Она вечно ждала вас, как какая-нибудь солдатка, честное слово! Нам было жаль ее, понимаете?
– Понимаю, – кивнул Горелов. – Вы все ей так сочувствовали… Я понимаю! Я должен понимать!
Конечно, он не понимал и понимать не хотел, как можно было променять его – весьма успешного и подающего надежды оперативника – на старого мрачного деда. И в деньгах они не нуждались. Не в таких объемах, как у Холодова, но они у Горелова тоже имелись, добрая память за то родителям. Он вон теперь даже Севке помогает, хотя временами тот и наглеет сверх всякой меры. А что касается одиночества…
– Так ведь с Холодовым она тоже часто оставалась одна в большом доме, не так ли?
– Так, – согласилась Ниночка, хлюпнув носиком. – Более того, он превратил ее в совершенно безвольное, абсолютно бесправное существо. И… И даже позволял себе распускать руки, Иннокентий!!!
– Он часто бил ее?! – не поверил Горелов.
Представить себе неторопливого, надменного, поскрипывающего при ходьбе суставами Холодова в рукопашной с Маргаритой просто невозможно. Рита, она же была сильной, жилистой!
– Бил. И неоднократно. Старался, конечно, не по лицу, но однажды она с синяком просидела дома больше месяца. Не выходила никуда.
– А-а-а… а почему же она не ушла от него?! Что ее держало? Любовь? Признательность?
– Я не знаю, – Ниночка честно взглянула Горелову в глаза. – Она не признавалась никогда. К тому же возвращаться к матери Рита не хотела, она авторитарный весьма человек и… С ней было очень сложно всем нам.
– А ко мне? Ко мне почему она не попыталась вернуться? – вдруг выпалил он и почувствовал, что краснеет.
– А вы приняли бы ее, Иннокентий? – Ниночка мягко улыбнулась ему сквозь слезы. – К тому же Рита знала, что после ее ухода вас часто посещают женщины, остаются у вас до утра. Не смотрите на меня так! Вы же не в лесу живете и соседей имеете. И вы полны решимости сейчас принять ее, когда ее больше нет. А тогда… нет, вы не тот человек, кто прощает. Вы ненавидели ее. И сейчас…
– Что – сейчас?
– Не стоит махать кулаками после драки, – она сунула в широкие рукава халата руки, как в муфту, поежилась, будто от холода, хотя в квартире было очень тепло, ему даже немного жарко стало в рубашке и шерстяном жакете. – Все мы мудры задним умом. Вы ведь даже не позвонили ей ни разу.
– И она – мне!
– И не объяснились.
– И она – тоже!
– Не попытались с ней поговорить.
– Послушайте! – Ему надоел весь этот вздор про его отвратительное на тот момент поведение. – Это ведь не я ее бросил, а она – меня! Это не я, а она просто перелегла в другую постель и захлопнула перед моим носом дверь тем самым. Чего вы хотите от меня, в конце-то концов?!
Он забросил ногу на ногу, и тут же чужая дежурная тапка соскользнула на пол. Горелов остался в носке и конфузливо умолк. Зря он надел эти чертовы тапки! Кто знает, может, и Холодова когда-то в них наряжали? И он сидел, развалившись, на этом диване, а Рита укутывала его старое морщинистое тело в плед и подносила ему горячий чай с лимоном, пока они с девчонками на кухне вискарик на троих давили?
Зря он надел чужие тапки…
– Простите меня, Иннокентий. Я, конечно же, не имею права копаться в ваших прежних отношениях. Я просто… Я просто в отчаянии! Когда мы с Игошей нашли их… Это было так ужасно!
– Итак, давайте подробно и по порядку, с этого места. Вы пришли позже других на вечеринку?
– Да, я задержалась из-за садика. Игоша – по работе. К тому же он пришел не один, а с девицей. – Ниночка брезгливо сморщила ротик. – Нашел себе, тоже мне, замену!
– Замену кому?
– Марго, конечно же!
Рука с карандашом повисла в воздухе, Горелов уставился на Ниночку с неподдельным изумлением. Вдруг на него накатила волна истерического веселья, он еле удержался, чтобы не заржать.
– Рита что же, и Холодову рога наставляла? Красота какая!
– Да нет, вы меня не так поняли. Игорь влюблен был в Марго с давних пор. С детства самого. Она его всегда отвергала. У них это потом как игра уже была. Это же в любой компании так, разве нет?
– Не знаю, – подергал плечами Горелов.
Его компанией был брат Севка, да и то редко. Потом еще коллеги по работе, включая и женщин. Так вот, у них не было ничего похожего. Никаких тайных страстей, давних влюбленностей и воздыханий, постепенно перерастающих в игру. Может, и неромантично все было у них, но зато по-мужски и честно. И женщины-коллеги тоже жили по их мужским законам, законам чести. И им это даже нравилось.
Ишь ты, влюблен он был, давно и безнадежно! И, значит, когда Рита выходила замуж за него – Горелова, этот самый Игоша уже тогда ее любил? И мечтал о чем-то таком? О чем-то тайном и пакостном наверняка. Права была бывшая теща, хоть и стерва она, но права была – непутевая компашка-то, с гнильцой явной.