Цвет мести - алый | Страница: 34

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Когда ей скрывать было нечего, ты это хочешь сказать? – договорил за нее Белов.

– Да. Именно это я и хочу сказать, – согласилась Маша. – Она могла… проболтаться, но и только. Так, знаешь, отдельные фразы, имена какие-то…

– Маша! – строго перебил ее Вениамин. – Давай поконкретнее. Ты же не с милицией разговариваешь! Какие имена? Что за фразы? Вообще, весь ее треп припомни, тут все важно.

И Маша начала рассказывать, а Белов – записывать с ее слов.

Имен набралось не так уж много. Был, конечно же, был у Маринки какой-то папик! Безымянный. Маринка всегда называла его просто «папик». По Машиным подозрениям, этот самый папик и содержал Маринку. Оплачивал ее путешествия, жилье, наряды.

– Я его никогда не видела!

Посовещавшись, оба пришли к выводу, что Маринкина секретность, скорее всего, вызвана была тем, что этот самый безымянный папик женат.

Еще одно имя – некий Генка. Он часто звонил Маринке. Они ржали, беседуя по телефону. Оба! Маша отлично слышала, как тот надрывается от хохота, что-то Маринке рассказывая. Кажется, Генка был студентом и где-то подрабатывал. Маша подозревала, что часть средств папика перепадает и Генке.

Еще звонил ей некто Симон. Имя это или прозвище, Маша не знала. Маринка, разговаривая с ним, иногда сбивалась на иностранный язык, распознать который Маше не удавалось. А когда она спросила об этом подругу, та, рассмеявшись, сказала, что язык – цыганский.

– Час от часу не легче! – почесал в затылке Белов, аккуратно внося записи в общую тетрадку.

Он нарочно отказался от блокнота. Горелов везде потрясал своим блокнотом. Поэтому Вениамин и не хотел ему подражать. И даже в глубине души сделал зарубку: блокнот – невезучая штука. Горелов все-то не по тем следам плетется. Все-то ничего у него не выходит и не получается. Лихо его из кофейни наладили восвояси сегодня! Белов в душе даже немного порадовался. Витя-бармен своей неприязни к сотрудникам органов правопорядка даже и скрывать не пытался. Даже голос повысил, предложив Горелову вызвать его повесткой. Частные беседы, сказал он, – это для частных лиц.

Горелов был в бешенстве… Но ничего поделать не мог.

– Откуда же Маринка цыганский язык знает? – удивился Вениамин.

Маша понятия не имела. И вообще, она не была уверена, действительно ли на цыганском языке тарабанила с Симоном ее подруга.

Две знакомые дамы звонили Маринке постоянно. Одна, Маша это точно знала, часто ездила за границу и иногда предлагала Маринке купить у нее вещи, дешевле, чем в бутиках. Род занятий второй дамы был Маше неизвестен. Звали ее Надежда.

– Вот и все, пожалуй, – закончила она свой рассказ.

– В принципе, не так уж и много. Знай мы координаты этих Генок и Симонов, запросто могли бы с ними переговорить и пролить свет на какие-нибудь загадочные обстоятельства, но…

– Что ты имеешь в виду под координатами? – Маша облизнула пересохшие губы. – Налей мне еще чайку, а, Веник?

Он снова полез за термосом.

– Я имею в виду адреса их домашние, места работы, если таковые у них имеются, вообще, род занятий, номера телефонов…

– А-а-а, понятно. – Она взяла крышку термоса изящными пальцами, подула на чай, произнесла: – Номера телефонов… Да…

– Телефон Маринкин остался у следователей?

– Что? – вздрогнула Маша.

– Телефон ее мобильный, который был при ней в кафе, остался у следователей? – Белов вытащил носовой платок и вытер две крупные чайные капли, упавшие на Машино пальто. – Или как?

– Он был при ней, когда она пошла покурить. А потом… Не знаю, наверное, его изъяли, но…

– Что «но»?

– Но… Я тут подумала… – она виновато шмыгнула носиком. – Даже странно, что я не сообразила этого раньше…

– Маша, ну же! – поторопил ее Вениамин, повысив голос.

Сейчас же он спохватится, что она уже давно сидит в его машине, вот возьмет – и уйдет. Перебежит через дорогу и скроется за высоким забором, огородившим от него Машу и ее новую жизнь, в которой ему не было места.

А он так ничего и не придумает без нее. Это только так казалось, что думается ему дома, в одиночестве, при свете своей любимой лампы, неторопливо и результативно. Только казалось, что и без нее он может жить и будет жить и дальше – так же тихо и неторопливо, размеренно, может, и не так богато. На самом-то деле все вовсе не так!

На самом-то деле он все то время, прожитое без нее, и то, которое прожить еще только собирается, отдал бы за такие короткие моменты счастья, когда можно смотреть на нее, слушать ее, видеть, как она улыбается, печалится…

Как же все плохо-то, господи! Как же все безнадежно и страшно!

– Ты знаешь, Веник! – Маша сунула ему в ладонь пустую крышку, схватила за руку и легонько тряхнула. – Я совсем забыла! Совсем забыла!!! У меня дома есть сим-карта.

– Какая сим-карта? – ослабевшим от переживаний голосом спросил Вениамин, закручивая крышку термоса.

– Маринкина! Она часто теряла телефоны. Материлась. Восстанавливала потом все контакты, а это – время! Потом как-то раз, восстановив все по новой, она скопировала все нужные номера на запасную сим-карту и отдала ее мне на сохранение. Все равно, говорит, дома я ее не найду, даже если в хорошее место положу. А у тебя, говорит, она надежнее сохранится.

– И что? Она у тебя дома и лежит?

– Да, Веник! Лежит!

– И на ней все номера телефонов? И папика, и Гены, и Симона этого, и подруг ее?

– Должны быть, конечно, раз она все скопировала!

– Зашибись! – вспомнил он вдруг студенческое словцо, которым они зачастую выражали весь свой эмоциональный диапазон – от радости до негодования. – И как нам теперь ее заполучить?

– Взять и в телефон вставить, чего же проще?

– А тебя из дома второй раз выпустят, если ты… вернешься туда ненадолго?

И Маша сразу поскучнела и как-то съежилась. Словно кто-то ее в сердце иглой ткнул, напомнив, что за высоким серьезным забором живет некто, способный наложить запрет на все что угодно.

– Ладно, давай так сделаем, – подумав, кивнула Маша и ухватилась за ручку дверцы его машины. – Я сейчас уйду, симку в свой телефон вставлю и перепишу все нужные нам номера телефонов. А потом тебе позвоню. Или даже заеду, завтра. Как будет лучше?

– Сегодня позвонить, а завтра – заехать, – конечно же, ответил он ей именно так.

– Веник, прекрати! – Она снова улыбнулась, это уже хорошо. – Ладно, жди моего звонка сегодня. Я пошла. А ты домой сейчас?

– Нет. Надо еще в одно место заехать.

– Ну, давай, не рискуй только без дела! И еще, Веник… – она взглянула на него серьезно и с напором. – Я очень прошу тебя, найди его! Найди эту сволочь, этого гада, кто убил Маринку!