Она смотрела на молодого следователя очень серьезно, стало быть, и слова, с трудом проталкиваемые ею через боль, через вспухший разбитый рот, были серьезными. Почему он сомневается?
— Да, — шепнула она.
Хотела кивнуть ему, непонятливому, да не получилось. Шея была упакована в корсет. И голова плотно перебинтована, она пробовала ее руками, когда очнулась. Не повязка, а гермошлем просто какой-то.
— Странно… — Молодой человек нервно дернул плечом, поправляя постоянно сползающий белый халат, поудобнее пристроил на коленках тощий блокнотик и снова пристал: — Вы утверждаете, что покушение на убийство было совершено вашим мужем Черешневым Игорем Андреевичем?
— Да.
— Что будто бы он позвонил вам поздно вечером, вызвал на окраину города и совершил наезд на автомобиле… — Следователь заглянул в блокнотик и уважительно пробормотал марку машины, принадлежащую ее мужу.
— Почему — будто бы? — Влада удивилась, усиленно моргая, чтобы не уснуть.
Буквально перед его приходом ей вкололи что-то, объяснив, что это успокоительное. Зачем оно было нужно, Влада не понимала и даже не догадывалась. Она и не нервничала вовсе. Как раз наоборот, радовалась тому, что осталась жива. А они ей то и дело кололи эту дрянь, от которой она спала и спала. И теперь, кажется, она должна вот-вот уснуть. И не успеет объяснить все как следует этому неразумному молодому сыщику, с тоской поглядывающему в окошко.
На волю ему, видимо, хотелось. Подальше от больничных застенков, наглухо пропахших отвратительной смесью лекарств, крови и человеческих страданий.
Будто ей туда не хотелось! Там, на улице, было славно. Второй день как погода установилась. Солнце, почти не покидающее ее больничной палаты, отрывалось за долгие дни ненастного бездействия. Оно беспечно плескалось в графине с водой на подоконнике. Золотило до рези в глазах оранжевые апельсины в тарелке на ее тумбочке. Разбрасывало хулиганистых солнечных зайцев по стенам. И беззастенчиво плутало до самого заката в громадном букете сирени, непонятно откуда взявшемся в ее палате. Что оно там делало — среди мохнатых веток? Может, искало цветок с пятью лепестками, чтобы загадать свое собственное радужное желание?..
Громадная липа, которую хорошо было видно с того места, где стояла ее койка, распрямила ветви-плечи и на цыганский манер потряхивала, будто монистами, разомлевшими от тепла листьями. Еще совсем немного, каких-нибудь пару-тройку недель, и разорвавшиеся бутоны окутают больничный двор тягуче-медовым запахом липового цветения. И здешняя сестра-хозяйка непременно погонит к дереву местного завхоза с громадной лестницей. Вручит ему белоснежный холщовый мешочек и заставит собирать липовый цвет, потому что от простуды помогает ее детям, а может, и внукам. Тот станет ворчать, но ни за что не ослушается. И примется набивать мешок пахучими шуршащими цветками, так похожими на милых безобидных стрекоз.
— Потому что, уважаемая гражданка Черешнева, ваш муж не звонил вам в тот вечер. Он не мог находиться и на окраине, где вас сбила машина. Поскольку его автомобиль в это время стоял возле его офиса и никуда со стоянки не отлучался. Никуда! Равно как и ваш супруг.
— Он же уехал на неделю. — Она попыталась вспомнить что-то еще, но точно засыпала.
Лицо молодого следователя странно исказилось, приобрело форму неправильного эллипса и поплыло в сторону окна.
— Кто уехал? — вытаращил он на нее глаза. — То вы утверждаете, что он будто бы вызвал вас на окраину города для подписания документов о разводе. Теперь вот говорите, что он уехал на неделю! Что-то я вас не пойму, гражданка Черешнева.
На самом деле он все очень хорошо и отчетливо понимал, этот молодой и подающий надежды следователь — Калинкин Дмитрий Иванович.
Он уже успел переговорить с мужем этой странной особы, все время косившейся в его сторону с недоверием. С домашней прислугой — очень воспитанной и умной женщиной, проработавшей в их доме не один год. С соседями и подчиненными Черешнева. Выше лезть он не стал, счел ненужным тревожить влиятельных людей, с которыми у Черешнева были долгие дружеские либо деловые отношения. Зачем, если и так все понятно?!
Она была больна — эта красивая молодая женщина с тревожными красивыми глазами. Наверняка что-то с психикой. С этим придется разбираться специалистам, не ему.
Либо больна, либо изощренно хитра и всеми правдами и неправдами пытается теперь оговорить уважаемого человека с целью…
Цель была более чем понятна. Деньги! Всех вокруг сокрушили деньги и способы их добычи. Причем способы эти шли зачастую вразрез с законом, на страже которого был призван стоять Калинкин. Вот и дамочка эта вполне могла разыграть всю эту комедию с целью оттяпать у своего супруга как можно больше.
Не получится и не выйдет ничего у нее. Все подстроенное ею — если это, конечно, и в самом деле не острое психическое расстройство — при близком рассмотрении выглядит очень глупым, наскоро слепленным и совершенно нелогичным.
Утверждает, что муж собрался уезжать на неделю? Так никто, кроме нее, об этом не знал. О каком отъезде речь, если следующим утром у него была запланирована встреча с акционерами и накануне он работал допоздна? Сидел в своем кабинете, ему звонил туда кто-то из сотрудников и подтверждает, что он, Игорь Андреевич, действительно пробыл в офисе далеко за полночь. А его машина, на которой он якобы сбил ее, простояла на охраняемой автостоянке, чему также имеется подтверждение в виде запротоколированных показаний охранника и диспетчера. И не звонил он вечером домой, и не вызывал ее никуда, и никакого такси в тот поздний вечер никто не вызывал.
Калинкин целый день посвятил тому, что обзванивал все зарегистрированные таксомоторные точки и сверялся с их регистрацией. Ни одного вызова в тот район не было.
А гражданка Черешнева утверждает, что таксист только что будто бы кого-то высадил и собирался отъезжать.
Очень много несостыковок, очень. Даже для дилетанта, задумавшего проделать подобный фортель, все это выглядит как-то уж слишком… ненормально.
Да, Калинкин вздохнул тяжело, потом с заметным облегчением выдохнул и тут же поспешил захлопнуть блокнот. Видимо, придется передавать дело по инстанции. Пускай ею психиатры занимаются.
— Погодите, не уходите. — Влада шевельнулась, попыталась приподнять голову, но грубая толстая повязка намертво приковала ее к подушке. — Есть еще кое-что…
— Что? — Он уже успел подняться со стула и отнести его к батарее у дальней стены. Он его оттуда и взял. — Что еще вы можете мне сообщить, гражданка Черешнева?
— Днем, когда мы ездили с ним обедать. — Влада быстро назвала ресторан и имя человека, что смотрел на нее с таким сожалением. — Вы можете спросить у него, мы там обедали все вместе.
— Так, хорошо. Спросим, — кивнул Калинкин, тут же мысленно послав ее к черту.
Он не дурак, чтобы беспокоить такую шишку только потому, что тот имел несчастье отобедать с этой сумасшедшей.